Весной я ушла из детдома и стала уполномоченной райисполкома по оборонной работе. Предполагалось, что я буду подготавливать население к возможным бомбежкам.
Ну, бомбежки-то вряд ли могли быть на Урале, но я вела занятия по санминимуму — первая помощь при ожогах, ранениях, удушье и т.п. Я это знала, так как кончила курсы. Вела занятия в школе, на двух-трех предприятиях, на промкомбинате и еще где-то.
В те времена был странный обычай: на время ответственных сельхозработ посылать в колхозы, особенно в отстающие, уполномоченных от райкома или исполкома, так называемых толкачей. Надо было послать толкача на уборочную, вот и отправили меня. Других людей, видимо, не нашлось. Так как тогда не было никакого транспорта, мне сказали: «Ну ничего. Сядешь на лошадь — лошадь знает, куда идти, она из той деревни, она тебя привезет».
Привязали лошади на спину одеяло — седла не было. Посадили меня в это «седло», и я отправилась.
Боже, худшей пытки я никогда не испытывала. Лошадь моментально поняла, что я полностью в ее власти: она шла, куда хотела; то наклоняла голову и щипала траву; то немножко подпрыгивала и шла рысью. И каждый раз, когда она подпрыгивала, мне было так больно… Одеяло куда-то съехало, я не могла слезть, да ведь и влезть на лошадь без помощи я не могла. А вдруг она ушла бы?
Это был ужас! Ехали мы часов, наверное, пять.
В конце концов дотащились мы до какого-то сарайчика. Сарайчик этот стоял на краю деревни, и в нем находились люди, ответственные за уборку. Я приехала как уполномоченная от райкома комсомола, кажется. «Ну, что ж, — говорят, — хорошо, что приехала. А вот у нас был только один тракторист. А вон он лежит — видишь — на столе, мертвый. Ты на тракторе не ездишь?» — «Нет», — говорю. «Ну, вот, и мы тоже не можем. Да у нас и горючего нет». «Ладно, — говорит председатель колхоза, — он был уже с фронта, без руки, — пошли в сельсовет. Кормить тебя будем, на квартиру поставим… А знаешь что, я бабам скажу, они тебе ребят будут приносить — им способнее будет работать. Ты-то согласна?» — «Конечно», — согласилась я. Все-таки от меня какая-то помощь будет. Дней десять я «смотрела» детей. Разных — кто ползал, кто уже ходил. Грудных матери брали с собой. Ведь детей-то было совсем мало — в основном мужчин не было: либо инвалиды, либо старики… Человек пять-шесть, не больше было детишек. Но ходить я не могла больше двух недель после моей «верховой езды».
Прошел мой срок, позвонили из района, простилась я с председателем, женщинами, со своей хозяйкой и поехала в Елань. О, счастье! — уже не верхом, а на бричке, с кем-то, кто ехал в район.
