Глава 4. Борьба и признание
52. Мой город поможет
Мой город должен за меня заступиться
ФОТО Владимир Григорьевич Клюев, первый секретарь Ивановского Обкома, министр текстильной промышленности СССР, соученик моего погибшего в войну старшего брата, по доброму отнесшийся к маме и ко мне в одни из критических моментов нашей жизни.
Мне потребовалось 10 лет, чтобы уразуметь, что значит «биться головой о стену». Наконец, я понял, что просто так «с улицы» мне не войти ни в какой Совет. А самое главное – за упорство или за муки Всевышний так укрепил мой дух, что я пошёл на приступ.
Я решил обратиться за поддержкой к властям моего города. Ведь я здесь родился, стал относительно известным специалистом. Вношу конкретный вклад в подготовку инженеров и учёных. Ивановский завод выпускает машины с моим приводом.
Как-то меня даже пригласили в Горком КПСС. Включили в какую-то комиссию по текстильной автоматике (правда, после она ни разу не собиралась). Там я перекинулся несколькими словами с секретарём Клюевым. Мы были немного знакомы, он знал и маму, учился в одном классе с моим братом Лёней, и в те времена бывал у нас.
Тогда в Горкоме меня поразила одна удивительная способность Владимира Григорьевича. Во время выступления перед членами будущей комиссии, зазвонил телефон за его спиной. Он извинился, взял трубку и сразу начал давать накачку кому-то за упущения в уборке урожая. При этом он сходу называл многие цифры, число тракторов и других разных машин. После пятиминутного разговора он положил трубку, обернулся и мгновенно с того слова, на котором остановился, продолжил разговор с нами. Просто жутковато стало, словно у этого человека две головы и каждая работает отдельно.
А ещё раньше, когда мама была здорова, в простом деле мы натолкнулись на стену нелепых советских порядков, и Клюев нас защитил. Расскажу по порядку.
После утверждения мне, как молодому ученому, должны были дать квартиру. Моя очередь в институтском списке была первой. Однако когда вызвали на комиссию, там оказался ещё один пожилой преподаватель, и он тоже просил эту квартиру. Причём говорил он так горько и с видом полной безнадёжности.
Ректор Баженов попросил уступить и сказал, что готов дать мне комнату в институтском доме в квартире с другим преподавателем. А, мол, через год, обещает, если захочу, дать следующую выделенную институту отдельную квартиру. Потом я понял, они рассчитывали, что два молодых преподавателя, оба еврея, уживутся вместе и удастся сэкономить одну квартиру. Другой на моём месте, наверное, не дал бы себя уговорить в таком чрезвычайном деле. Но я не смог и согласился.
Мы переехали и сразу почувствовали, что такое цивилизация. Чтобы купать ребёнка не требовалось топить печь, наполнять стоящую на табуретках поближе к печке ванночку водой из многих шипящих кастрюль, срочно заворачивать розовое тельце, чтобы не простыло. Здесь всего-то поворачивался кран в ванной, и всё было замечательно – просто, удобно и безопасно.
Через месяц эйфории жена в слезах позвала меня в эту самую ванную и указала на объявление, прицепленное к крану. Там крупными буквами излагались какие-то требования по пользованию водой. Короче – соседи. Обычные проблемы. «Зачем мы не взяли отдельную?» Я пошёл в профком.
Ну, не совсем через год, но получили ордер на новую 2-х комнатную квартиру. К этому времени стало ясно, что маме трудно одной, и надо нам съезжаться. То есть обменять нашу новую 2-х комнатную квартиру и мамины 2 комнаты в коммуналке на отдельную 3-х комнатную. Казалось – какие проблемы! Но выяснилось, что никто не хотел ехать в мамину квартиру. 32 квадратных метра – это воспринимали нормально, но печка... Мы замучились. Вдруг обмен нашёлся. И тут возникло препятствие на самом, казалось бы, ровном месте.
Предрайисполкома проявила особую бдительность и отказалась подписать бумажку. Она заявила, что, меняя 32 метра (мамину площадь) на 12 (комната в трёхкомнатной) мы явно получаем ещё и взятку деньгами. Так на страже справедливости встала Советская власть.
На самом деле, если и мог идти разговор о какой-то доплате, то только в обратную сторону. Женщина из малой комнаты ни за что не хотела ехать в мамину огромную и лишь, когда её соседка, учительница, жаждавшая получить нашу новую квартиру, пригрозила той женщине чем-то из их прошлой истории, та согласилась на переезд.
В отчаянии мама решила обратиться к Володе Клюеву, который, как она считала, мог бы подтвердить нашу порядочность. Так мы оказались у него в Горкоме.
Мама вышла из кабинета вся заплаканная, но это были слёзы встречи с сочувствием и надеждой. Удивил меня состоявшийся затем при нас разговор Клюева с зазнавшейся начальственной тёткой. Вопреки ожиданию, он не сказал ей короткое – «Цыц!» – а терпеливо и вежливо объяснял допустимость поверить этим людям. Бумагу подписали, обмен состоялся.
Итак, я решил обратиться за поддержкой к Клюеву. В это время он был уже 1-м секретарём Обкома. Тогда это означало, что этот человек был единственным и полновластным хозяином города и всей округи.
И вот я приглашён на заседание и подхожу к знаменитым воротам рядом с домиком- проходной. Конечно, Кремль охраняли основательнее, но и здесь на Степановской улице старинный особняк, в котором разместился Областной комитет коммунистов, был ограждён высокой стеной, и сначала следовало через оконце поговорить с милиционером, а потом, если найдут нужным, возьмут паспорт и выпишут пропуск.
С воротами в этот замок была связана некоторая история.
Когда я ещё работал в СКБ, начальник конструкторов легко взялся сделать открывание ворот не с помощью привратника, которого въезжавшим приходилось сколько-то дожидаться, а нажатием кнопки милиционером, сидящим в проходной. Тогда ещё нигде в городе такого не было, но на первый взгляд задача казалась простейшей. Ну, вместо того, чтобы человек тянул створки, поставить мотор.
Месяца полтора СКБ с воодушевлением проектировало механику и электропривод. Наконец, установили редуктор, мотор и кнопки. Отпраздновали успешное окончание. Новшество нравилось не всем.
Но вскоре выяснилась неприятная штука. После сигнала охранника створки ворот оживают и начинают сближаться но ... одна из них обгоняет другую, а затем отставшая створка догоняет и с грохотом стукается о пришедшую первой.
Некоторые важные работники в кабинетах роптали. К звонку красного телефона на столе они привыкли, а вот в момент закрытия ворот – вздрагивали.
В СКБ пошли сначала вежливые, а постепенно всё более раздраженные и с более высоких уровней звонки из Обкома. Начальство сильно возбуждалось. Обком злить никак не следовало. Ругали отдел, который проектировал привод. Много раз посылали инженеров и рабочих, что-то чинили, подрегулировали. Толку не получалось. А дело было, собственно, в том, что следовало сначала иначе сделать сами ворота и вместо схлопывающихся створок сделать одно, сдвигающееся по рельсам полотно. Но ведь уже рапортовали об успешном завершении. В общем, была многомесячная нервотрёпка, 300 инженеров СКБ красильно-отделочного оборудования «стояли на ушах».
Вот я прохожу мимо этих ворот, миную охрану и впервые оказываюсь в небольшом запретном для публики дворике. Старинная дверь впускает меня в уютный вестибюлик. Разговор с внутренним дежурным вежливый и простецкий. Конечно, сюда не попадают всякие.
Короткое ожидание, и меня усаживают за длинный заседательский стол в просторном кабинете. Торцовое место занимает «сам», излучающий приветливость и благосклонность. За столом деятели Обкома, а вдали вижу и моего ректора Бородулина.
Заседание началось с моего короткого доклада о практической ценности нашей работы. О последних внедрениях в тепловизоры, позволяющие с самолётов и спутников снимать ночью карту местности. Показал впечатляющий пример такой карты, а также акты с подписями и печатями. Сказал я и о трудностях с защитой, мешающих работе.
После доклада, во время которого Клюев внимательно вглядывался в мои бумаги и кивал, соглашаясь с моими доводами, он обратился к Бородулину.
– Что скажет нам ректор института, где выполняется столь важная для страны работа, и ей не оказывается должной помощи?
– Мы об этой работе знаем, для помощи переводили Трахтенберга на два года в СНС. В вопросах защиты возможности института ограничены...
– Однако когда вы занимались защитой собственной диссертации, вы действовали гораздо энергичнее, – остановил его Клюев с вежливой улыбкой.
Бородулин несколько смешался и покраснел. Ходили слухи, что в Москве на высоком месте сидит у него какой-то родственник.
Завершая обсуждение, Клюев внёс предложение поддержать работу и тут же продиктовал помощнику черновик обращения к Министру Высшего образования РСФСР. Незадолго перед этим министр посетил Иваново и остался весьма расположенным к его деятелям и их нуждам. Говорили, что по заведённому обычаю, его возили на знаменитую дачу Обкома в заповедной местности. Местные жители боялись сюда приближаться. В сокровенных этих угодьях огромные щуки сами садились на крючки, а редкостные звери, не ожидая пока их привяжут, выходили на охотника.
После заседания меня передали в ведение начальника отдела науки, с которым я потом некоторое время перезванивался, спрашивая «Ну?» относительно результатов. Мне терпеливо отвечали, что готовят письмо министру – академику Образцову. За этими словами мне слышались обычные порции лапши на уставшие уши. Терпение моё иссякало, и в качестве последнего средства я видел одно – пожаловаться Клюеву на волокиту его подчиненных.
К сожалению, история действий Обкома с разными органами осталась для меня закрытой. Из телефонных переговоров и мимолётных слов с Бородулиным доходили до меня только смутные обрывки реакций. Они обнаруживали, что не всё идёт гладко, возникают всякие препятствия, отговорки и попытки спустить дело в спасительный песок.
Но, видимо, Клюев был опытен и настойчив. Несмотря на внешнюю обходительность, он знал, на что нажать. В его руках была власть «руководящей и направляющей» структуры, а все другие начальники только строили вид гордой самостоятельности.
Пришёл момент, когда меня позвали к проректору Гусеву и вручили письмо из ВАК. Оно, как документ эпохи, сохранено.
ВАК СССР Ректору ИЭИ Бородулину
02.07.84
Уважаемый Юрий Борисович!
В связи с Вашим обращением к Министру ВиССО РСФСР по поводу представления к защите докторской диссертации т. Трахтенберг прошу Вас командировать его в ВАК для дачи ему соответствующих разъяснений и оказания помощи в установленном порядке.
Зам. нач. отдела энергетики Н. Милохин
Впечатление было двоякое. «Дать ему соответствующие разъяснения» – звучало, как удар хлыста. К тому времени я имел уже достаточно «разъяснений». Но в окончании фразы: «Оказать помощь...» – слышалось что-то новое.
Короче, я ринулся в Москву.