Греч в это время рассказывал, что Дельвиг напрасно так огорчается поступком Бенкендорфа, что все-таки время сделало свое и Бенкендорф мог обойтись с Дельвигом хуже, приводя в пример обращение с ним, Гречем, графа Аракчеева по поводу статьи, помещенной некогда в издаваемом им "Сыне Отечества" о конституции{}, хотя он не преминул в этой статье упомянуть, насколько всякая конституция была бы вредна для такого государства, как Россия. Аракчеев позвал к себе Греча, пригласил его сесть и, когда он не садился, то схватил его за оба плеча и, насильно посадив, спросил его: что такое он напечатал о конституции, и, не выслушав ответа Греча, сказал ему: "Ведь ты, Николай Иванович, учился у ученых немцев, а я у пономаря" и, ударив Греча по носу книжкой, в которой была помещена статья о конституции, прибавил: "А он учил меня, что конституция кнут; так по-нашему конституция кнут, ученый Николай Иванович".
{Греч это рассказывал как бы в утешение Дельвигу и, кажется, ему лично, но наверно не помню, может быть, это передано кем-либо из общих знакомых.}
Извинение Бенкендорфа нисколько не подействовало на Дельвига к лучшему; он, всегда хворый и постоянно принимающий лекарства, заболел сильнее прежнего, так что пользовавший его доктор запретил ему выходить из дома. Нравственное состояние Дельвига было самое грустное; он впал в апатию, не хотел никого видеть, кроме самых близких, и принимал посторонних лиц весьма редко.
В это время ежедневно у него обедали М. Л. Яковлев, Сомов, брат Александр и я, иногда князь Эристов, Плетнев, Щастный и некоторые другие близкие. Сомов, брат Александр и я оставались до ночи. Прежде никогда не играли в карты в доме Дельвига, теперь же каждый вечер последние трое и Дельвиг садились играть в бостон, за которым ставили все ремизы, и игра не оканчивалась; к концу года ремизы дошли до очень значительной цифры, а в последний день этого года брат Александр ушел в польский поход. Так эта игра осталась без расчета; двое из участвовавших в ней, Дельвиг и брат Александр, умерли в продолжение следующего года, а Сомов вскоре последовал за ними. Брата Александра провожал я пешком до Красного кабачка, где мы с ним распрощались; брат был и нравственно и физически вполне живым человеком; мне и в голову не приходило, что это был последний поцелуй на вечную разлуку.
Брат Александр перед этим походом печатал "Ундину", свой перевод под псевдонимом Влидге; мне оставалось просмотреть последний корректурный листок. Переплет первых экземпляров этой книги, вышедшей в половине января 1831 г., был траурный по случаю кончины Дельвига.
Свободное копирование
