Жена Дельвига Софья Михайловна была дочь Михаила Александровича Салтыкова{}, известного в своей молодости красавца, и жены его Елизаветы Францевны, урожденной Ришар, также красавицы. Салтыков воспитывался при графе Ангальте{} в 1-м кадетском корпусе, из которого выпущен поручиком в 1787 г. и был в 1794 г. уже подполковником. Это быстрое повышение объясняется тем, что он находился в 1789 и 1790 гг. при князе Потемкине. В 1790-х годах, по рассказам, за достоверность которых не могу ручаться, он был вызван ко двору Императрицы Екатерины II, но по нежеланию пользоваться благосклонностью {старухи} вышел в отставку, жил до 1801 г. в своей смоленской деревне, где обогатил свой природный ум обширными познаниями, а в означенном году пожалован был Императором Александром I в действительные камергеры, звание, дававшее 4-й класс в государственной службе, с причислением к Коллегии иностранных дел. В 1812 г. он назначен был попечителем Казанского учебного округа; в этой должности пробыл недолго, и так как ему не удалось попасть в дипломаты, чего он очень желал, то оставался без должности до 1827 г., когда был назначен сенатором в Москву, а впоследствии и почетным опекуном.
Салтыков был весьма горд и смолоду неуживчивого характера. Он умер в Москве в апреле 1852 г. Внук его Александр Михайлович Салтыков{} теперь (1872 г.) флигель-адъютант и делопроизводителем Военнопоходной Его Величества канцелярии{}.
С. М. Дельвиг ко времени моего приезда в Петербург только что минуло 20 лет; она была <также> очень добрая женщина, очень миловидная, симпатичная, прекрасно образованная, но чрезвычайно вспыльчивая, так что часто делала такие сцены своему мужу, что их можно было выносить только при его хладнокровии. Она много оживляла общество, у них собиравшееся.
Дельвиги в то время не имели детей; они вскоре полюбили меня, как сына; жена Дельвига, как умная и деятельная женщина, занялась моим воспитанием, насколько это было возможно в короткие часы, которые я проводил у них.
Дельвиг очень оскорбился тем, что мать моя прислала меня не к нему, а к постороннему человеку, писал к ней о том, что нельзя ли это изменить, но в виду того, что до поступления моего в Строительное училище оставалось всего 4 месяца, эта мысль была оставлена, и я продолжал жить у Викторовых, а бывал у Дельвигов только по воскресеньям и праздникам. У них были назначены для приема вечера в среду и воскресенье. Я никак не мог в воскресенье оторваться от их общества и возвращался к Викторовым только в понедельник рано утром. Эти вечера были чисто литературные; на них из литераторов всего чаще бывали А. С. Пушкин {в бытность его в Петербурге}, Плетнев, князь Одоевский{}, писавший тогда повести в роде Гофмана, Щастный, Подолинский, барон Розен и Илличевский. Жена Плетнева, урожденная Раевская{}, и жена Одоевского, урожденная Ланская{}, также иногда бывали у Дельвигов. На этих вечерах говорили по-русски, а не по-французски, как это было тогда принято в обществе; обработка нашего языка много обязана этим литературным собраниям. Суждения о произведениях русской и иногда иностранной литературы и о писателях меня очень занимали. Впрочем, на этих вечерах часто играли на фортепиано. Жена Дельвига, которая долго продолжала учиться музыке, хотя уже была хорошею музыкантшей, и некоторые из гостей занимались серьезной музыкой. Песни же и романсы певались непременно каждый вечер; в этом участвовал и сам Дельвиг, а особенно отличались М. Л. Яковлев и князь Эристов. Сверх того, они оба умели делать разные штуки, фокусы, были чревовещателями и каждый раз показывали что-нибудь новенькое. В этих изобретениях особенно отличался Эристов, который, впрочем, бывал не так часто, как Яковлев; последний почти каждый день обедал у Дельвигов и проводил вечера. Он называл себя даже приказчиком Владимирской волости, так как Дельвиги жили на Владимирской улице и, действительно, по совершенному неумению Дельвига распоряжаться хозяйством и прислугой, Яковлев часто входил в его домашние дела, за что очень нелюбим был людьми Дельвига, которые называли его дьячком.