Несмотря на свою лень и кажущуюся апатию, Дельвиг в обществе был любезен; его рассказы были всегда полны ума, какого-то особенного добродушия, и он нравился дамам. Были минуты, в которые он очень легко подражал стихам других поэтов.
В начале 20-х годов молодые поэты очень ухаживали за С. Д. Пономаревой{}, сестрой одного из воспитанников учрежденного при Лицее пансиона. У нее собиралось общество литераторов; {ее собрания принесли много пользы литературе}. Один день у нее бывали литераторы одного кружка, а другой день другого. Впрочем, случалось литераторам разных кружков встречаться у ней, но встречи эти никогда не были поводом к неудовольствиям. Из одного кружка она видимо предпочитала Измайлова, из другого Дельвига, на поэтическое дарование которого имела большое влияние. Он ей написал несколько посланий; и {несколько} других стихотворений, {очевидно, были им писаны вследствие разных случаев, относящихся до знакомства его с С. Д. Пономаревой, которая} к большому горю всех ее знакомых скончалась в мае 1824 г. Когда Жуковский написал "Замок Смальгольм", все прельщались этим стихотворением и, между прочими, Пономарева, которая раз сказала Дельвигу, что он не в состоянии написать ничего подобного. Дельвиг, конечно, в шутку отвечал, что, напротив, ничего нет легче, и, ходя по комнате с книгой, в которой был напечатан "Замок Смальгольм", он его пародировал очень у дачно. Впоследствии появилось много пародий на это стихотворение. Приведу только несколько стихов из пародии, составленной Дельвигом:
До рассвета поднявшись, извозчика взял
Александр Ефимыч Песков
И без отдыха гнал чрез Пески, чрез канал,
В желтый дом, где живет Бирюков.
В старом фраке был он, был тот фрак запылен,
Какой цветом нельзя распознать;
Оттопырен карман, в нем торчит как чурбан
Двадцатифунтовая тетрадь.
Вот к полудню домой возвращался он
В трехэтажный Моденова дом,
Его конь опьянен, его Ванька хмелен
И согласно хмелен с седоком,
Бирюкова он дома в тот день не застал и проч.
Далее:
Подойди, мой Борька, мой трагик плохой,
И присядь ты на брюхо мое;
Ты скотина, но право скотина лихой,
И скотство по нутру мне твое{}.
Для объяснения этих стихов скажу, что упомянутый в них Александр Ефимович был Измайлов, известный тогда баснописец и издатель журнала "Благонамеренный", о котором Пушкин в Онегине сказал, что он не может себе представить русскую даму с "Благонамеренным" в руках. Измайлов любил выпить, и потому он в пародии представлен возвращающимся домой пьяным, из этого делается заключение, что "не в литературном бою, а в питейном дому был он больно квартальным побит".
На одном из вечеров Дельвига он прочитал эту пародию Жуковскому, который ее не знал прежде. Она понравилась Жуковскому и очень его забавляла.
Борька в последнем приведенном куплете пародии на "Смальгольмский замок" это Борис Михайлович Федоров{}, который и теперь (1872 г.) еще жив. В свое время он писал всякого рода стихи очень плохо и заслужил следующую эпиграмму от Дельвига:
У Федорова Борьки
Мадригалы горьки,
Комедии тупы,
Трагедии глупы,
Эпиграммы сладки
И, как он, всем гадки{}.
На эту эпиграмму Федоров отвечал:
У Дельвига Антонки
Скверны стишонкиин.
Из приведенных стихов я, может быть, некоторые перековеркал, и не трудно: прошло более 40 лет, что я оставил общество литераторов и был деятельно занят совсем на другом поприще, {как читатель увидит ниже в этих воспоминаниях}.
Последние два приведенных стиха:
Ты скотина, но право скотина лихой,
И скотство по нутру мне твое...{}
были написаны в виде эпиграфа на сборнике статей под заглавием "Хамелеонистика", которые являлись в журнале "Славянин", издававшемся известным тогда литератором и публицистом, автором "Сумасшедшего дома" Александром Федоровичем Воейковым{}.
Эти статьи Дельвиг приказывал вырывать и сшивать вместе. Остальные статьи "Славянина" не читались, а выбрасывались. Раз Воейков, найдя в кабинете Дельвига раскрытою связку статей "Хамелеонистики", вообразил, что это номер его "Славянина", чему очень обрадовался, но впоследствии заметил свою ошибку, прочитав эпиграф на обертке брошюры. Воейков, знаменитый своим "Сумасшедшим домом", вообще пользовался дурной репутацией, но кружок лучших тогдашних литераторов держал его при себе на привязи, чтобы в известных случаях, как цепную собаку, выпустить на противную литературную партию.