Парадоксы жизни - 112

Глава 23. ЛАДИСПОЛИ-ВЕНЕЦИЯ-ФЛОРЕНЦИЯ-

 САН-МАРИНО

На следующий день мы решили попытать счастья в Ладисполи, хотя этот курортный город был битком набит российскими иммигрантами и итальянскими курортниками.

В огромной толпе, стоящей на площади у фонтана и на отходящей от нее аллее, люди спрашивали друг друга, не сдается ли жилье.

Нас предупредили, что здесь надо быть очень осторожным. Русские иммигранты под видом хозяев или ответственных квартиросъемщиков за несколько часов перед отъездом из Италии вводят людей в какую-нибудь открытую квартиру, берут аванс 100-200 долларов, а в 12 часов ночи садятся в маршрутный автобус, едущий в аэропорт, и улетают в Америку. Попробуй их потом разыскать!

Некоторые из этих мошенников ухитряются еще продать из квартир хрустальные люстры, венецианские зеркала и другие, не принадлежащие им вещи…

Итак, мы стоим в толпе на аллее, недалеко от фонтана, в надежде, что кто-нибудь предложит нам какое-нибудь жилье.

И вдруг к нам подходит высокий плотный мужчина средних лет и спрашивает:

- Вам нужна квартира? Услышав утвердительное «Да!», он объяснил, что эта квартира находится на пятом этаже десятиэтажного дома, совсем рядом. В ней проживают четыре семьи. Одну из комнат занимают его отец с матерью. Чтобы платить меньшую квартплату, они готовы пустить в свою комнату порядочную семейную пару, установив еще две койки. А стоимость квартплаты за комнату делить с ними пополам.

Он привел нас в эту квартиру, и мы тут же согласились на предложенные условия. Соседи по квартире относились к нам доброжелательно. Они все были «отказниками», т.к. в то время в Америку пускали только тех, у кого родственники в Америке отсутствовали. (Позднее, с 1990 года, всё стало наоборот – впускать начали лишь тех, у кого в Америке есть родственники).

Сын наших хозяев комнаты каждое утро ездил в Рим на черный рынок «Американо» с тем или иным товаром. Русские иммигранты с радостью передавали ему для реализации свои «сокровища».

Все ладиспольские «гешефтмахеры» группировались обычно на площади у фонтана. Вот, примерно, уровень «разговорчиков», которые здесь происходили:

- Мой брат в Полтаве был большим человеком, которого знает весь город.

- Кем он работает?

- Директором кладбища.

- Как тебя зовут, девочка? Молчит.

- А как звали тебя в Днепропетровске?

- Наташа.

Встретили мы у фонтана Козлова-Каца со всем выводком. Того, что удачно «обвел» офицера в венском ХИАСе. Конечно, русский. Говорит, парикмахер, но одного из своих клиентов обкорнал так, что родная жена его не узнала.

Из Донецка приехала старая пара с серым пуделем. Днем и ночью они носятся с ним, как с маленьким ребенком. Ласкают его, кормят лакомствами, разговаривают, как с грудным младенцем. Однажды к пуделю подошел двухлетний малыш. Собака его испугала насмерть. Старик бросился успокаивать… Нет. Не малыша, а своего серого пуделя…

Здесь же, на аллее у фонтана идет торговля. В этом месте можно было увидеть вещи, приобретенные явно в спецраспределителях и на базах – ценнейшие электронные и ювелирные изделия, дорогие шубы из натурального меха.

У нас после нашествия в «Кастель Фузано» перекупщиков, осталась лишь одна простыня, несколько хохломских ложек и плошек, и с десяток градусников.

Жена, улыбаясь, прохаживалась по аллее и выкрикивала:

- Прего, сеньора! Уна милля лира! Регало для бамбино! -

Беллисимо! – означавшее:

- Пожалуйста, сеньора! Один миллион лир! Подарок для ребенка! Прекрасно! (Миллион лир составлял в то время 30 центов). И при этом тихонько напевала для храбрости:

- А я, несчастная, торговка частная, стою и ложечки здесь продаю!..

Покупатели у нее не переводились, стояли кольцом. Оказывались либо адвокатами, либо врачами. Словом, публика интеллигентная. Их интересовали не вещи, продаваемые ею (они здесь были в избытке и притом намного более привлекательные), а «экзотичная» форма торговли.

Некоторые «торговцы» евреи молчали. Им, очевидно, стыдно было выговорить слово «Купите!». Стыдно, что они, уважаемые люди там, на своей родине, здесь занимаются черт знает чем. Будто они в действительности голодают.

Мне было неловко наблюдать все это. В первые дни я отходил подальше в сторону и наблюдал эти сцены из-за кустов. Но позже все чаще стал подходить к своей жене и участвовать в беседах с итальянцами.

Недалеко от аллеи находился рынок, на котором мы покупали подгнившие фрукты и овощи, куриные крылышки («крылья советов»), продававшиеся намного дешевле, чем полноценные продукты.

Чтобы не вести праздного образа жизни, Фаина пошла работать в еврейский детский сад волонтером. Мы посещали местный еврейский клуб «Шолом», где выступали гости из Израиля и демонстрировались фильмы о жизни в Израиле.

Несколько раз, по просьбе администрации клуба, мы с женой выступали в клубе перед иммигрантами с лекциями.

Ближе к вечеру в клуб приходил почтальон и зачитывал фамилии тех, кому пришло письмо или уведомление из ХИАСа. В такие моменты активность нашего народа достигала апогея – лестницы и зал были забиты битком, нельзя было ни войти, ни выйти из клуба.

Вместе с другими евреями по вечерам мы ходили в протестантскую церковь, где американский пастор демонстрировал американские фильмы с русским переводом. Он читал лекции, знакомил с книжными новинками, сообщал необходимую информацию. На «Доске объявлений» в миссионерском храме регулярно вывешивались официальные бюллетени «ХИАСа», вырезки из газет на русском языке. В церкви работала библиотека с литературой на русском языке. Здесь можно было познакомиться с различными справочниками и энциклопедиями. Пастор приглашал нас в кафе, где за отдельно стоящим столиком у нас происходили оживленные беседы. Ладиспольская же синагога кроме некоторых религиозных служб никакой информационной или культурно-образовательной работы с евреями-иммигрантами из Советского Союза не проводила и популярностью у них не пользовалась.

Клубом «Шалом», библиотекой и еврейским детским садом руководил ребе Шайя, бывший одессит, приехавший из Израиля. По поручению Любавического ребе, он организовал в Ладисполи специальные занятия для взрослых и детей по изучению Торы, проводил еврейские свадьбы и бармицвы.

А после десяти часов вечера, ребе Шайя собирал в своем доме людей творческих профессий, которые занимались наукой, искусством, литературой и проводил дискуссии по вопросам еврейской истории, политики, культуры и т.д.

На эти дискуссии он постоянно приглашал и нас, заранее уведомлял, какие темы будут обсуждаться. Расходились обычно заполночь.

Однажды в гостях у ребе Шаи состоялась встреча с известным израильским поэтом Игорем Губерманом, читавшим свои стихи и участвовавшим в дискуссии. Мы с ним разговорились, и он подписал нам теплыми дарственными словами сборник своих стихов «Гарики». В ту ночь прогулка по ночному Ладисполи была у нас до самого утра.

Губерман пробыл в тюрьме и ссылке пять лет, но националистом он не был. - Любой национализм, - говорил он, - это прежде всего потеря чувства юмора. Себя он называл «недобитком», процитировав: - В борьбе за народное дело, я был инородное тело…