11
Димке я сказал о смерти матери только в день выписки, 6 сентября. В Москве был День города: въезд ограничен, контроль зверский. Я рвался к Бочарову за помощью. Однако Леночка Рожкова, его секретарша, тормознула меня на подступах: всё можно решить и без него. Просто в Москве мне обеспечат легковушку на целый день, а за МКАДом в назначенный час будет ждать наша директорская “Волга”. Эстафета. Хрен бы я сам до такой комбинации додумался! Кто бы мне так помог при совке? Вот вам и звериный оскал капитализма.
Строго говоря, при всей тяжести лично-шкурных проблем, я не бросал текущей работы. В это же утро мне из украинского Золочева, да ещё через Беларусь, должны были прислать поездом партию очень нужных для фирмы и на диво дёшево мною сторгованных новеньких осциллографов. В качественном военном исполнении. Изящная сделочка на двадцать тонн зелёных президентов, от которых кое-что отстегнулось и мне. Продавец поостерёгся в такой день везти товар через две границы сам, отправил с проводником.
И не зря побаивался. У меня, пока я тащил груз на носильщике от перрона до парковки, трижды проверили документы – и на груз, и на собственно личность. Вторые были подлинными, ну а первые, естественно, самодельными. Этим маленьким хитростям учить меня в те бл*дские времена уже не надо было. Но я уверен, что, не совпади мой личный интерес с производственным, Алексей Бочаров и Лена мне всё равно помогли бы. И Шлегель, непосредственный босс, с которым я вечно воевал. Не умею я думать о людях плохо, пока они сами не потрудились доказать противное. Жуть как мне везло всю жизнь на хороших людей! Да и вообще везло.
Дома нас с полуживым Митькой встречал вполне себе живой-здоровый Пиночет. Однажды мы с тобой, Серенький, заходили к Кузюке, так что ты ещё тогда познакомился с этим страшным зверем бирманской аристократической породы. Внешне вроде заурядный сиамец, только хвост короткий и от рождения как будто сломанный. Но это как раз генетическое, врождённое. У него потом и многочисленные детки-пиночетики рождались с такими же хвостами. А самец он был знатный, ажник сам завидую.
Митька приволок его к маме в дом сущим младенцем, но теперь это был взрослый сКот – самолюбивый, невероятно злопамятный и абсолютно независимый. Так вот, тогда, в первую и единственную встречу тебя, Серёжа, восхитил красавец Пиня, а Света Большая была, в свою очередь, очарована при знакомстве твоей неожиданной для пятилетнего карапуза неторопливой рассудительностью.
Что, ничего не помнишь? Ну и не надо, сыночек, так жить на свете гораздо проще.
Теперь же эта зверюга, часть моего от Светы Большой наследства, для начала ободрала в первые же дни обои и всю мягкую мебель, а также, в порядке утверждения своей руководящей роли, победно нагадила во всех мыслимых углах. И, совершив эти геракловы подвиги, воцарилась в доме в качестве хозяина. А меня признавала только в роли матраца. Вопила, то есть, совершенно не по-кошачьи, если я вовремя не укладывался в койку. О том, чтобы не накормить, и речи, ясен пень, не возникало.
Кроме Пиночета, я унаследовал от Кузюки умение разделывать селёдку так, чтобы в ней не оставалось ни единой косточки, да ещё сына Дмитрия А, столь же редкостного, как и Пиночет, разгильдяя.
Правда, если у меня, к примеру, болел живот, Пиночет располагался на ночлег именно на животе. Но чаще всё-таки обворачивался, на манер шарфа, вокруг шеи. Не знаю, куда он прятал свои когти. Но боль в горле сразу утихала.
Свободное копирование
