10
Теперь процедура блюлась неукоснительно. Почти демонстративно. Ну, не суд, конечно (у него опять не было денег), а сама госпожа Леньшина принесла мне копию вышеприведённого заявления и повестку.
Чудненько. Нет, Свете я ничего не объясняю, да она никаких объяснений от меня и не ждёт. Она беспощадно горда, сурова и глумлива, как будто это я перед ней со всех сторон виноват и в долгу, а она – сторона безвинно пострадавшая и в своём законном праве. Заметно, что буквально переутомлена самоуважением. Откуда мне было знать, когда мы усердствовали произвести вас, деточки, на этот свет, что, разросшись, как печень алкоголика, её гордыня вытеснит всё человеческое? Вот уж не ожидал такого от якобы христианки. Впрочем, если бы вовремя разул глаза, то мог бы ожидать.
Что ж, играем дальше. Виноват – так пусть закон рассудит, коль надежды на совесть исчерпаны.
Объясняю судье при ближайшей встрече (тоже глумясь, разумеется), что не давать срок на примирение – несерьёзно и нелогично. Противоречит ситуации. Потому хотя бы, что госпожа истец уже однажды просила о срочном разводе. А потом, как “Здрассьте!” среди ночи, возжелала, напротив, немедленного возобновления столь ненавистного брака – и получила искомое. А через месяц, хотя никакие обстоятельства не изменились, вновь требует немедленного развода. При такой очевидной ветрености ну как не уважить истца? То есть как не учесть его уже доказанное практикой непостоянство – и дать положенное законом время, чтоб имел он возможность всласть поразмыслить и решить наконец, чего же ему в действительности хочется.
Света, только теперь уразумевши, на чём её поймали, не скрывала бешенства. Однако суд вынужденно, не найдя контраргументов, дал положенную отсрочку. Я её никак не собирался использовать, потому что видел: на мою слабость постоянно отвечают асимметрично. Подлостью. Возможно, я нашёл бы в себе силы простить измену. Не знаю; пробовал, да не дали. Однако нет на свете силы, способной принудить меня простить подлость.