9
А теперь вернёмся, в соответствии с заголовком главы, в судебное присутствие.
В Александровский горсуд
Истец: Леньшина Светлана Анатольевна
Исковое заявление (О расторжении брака)
<Та же бодяга, что и в предыдущем заявлении о разводе>…сроков на примирение не давать. Время показало, что примирение с Коржовым А. М невозможно.
3.10.96г. С. Леньшина
Вот тебе, голубчик, окончательная ясность. Целый месяц плюс ещё один день якобы пыталась со мной примириться – да так ловко, что я об этом даже не подозревал. Глядишь, пошёл бы навстречу. А таперича что ж, таперича “время показало”!..
Вот теперь, наконец, точка?
Да нет, конечно! (Переводима ли эта фраза на другой язык? Утверждение плюс отрицание плюс усиление – это круто!)
Я уже от души лягнул словесно и судью, и прокурора. Но я ещё не подозревал о вышеприведённом заявлении. То есть, меня оскорбило всё, что было до него за меня и без меня решено, в том числе и непрошенное, принудительное возвращение в лоно семьи. И опять, поскольку всё вершилось от меня в тайне, все сроки для законного протеста были мною пропущены. Меня несло водоворотом событий, как двенадцать лет назад в утлой лодчонке по озеру Пено. Несло, как щепку в ливень, без всякого шанса самому собой помыкать. Мною бесцеремонно манипулировали чужие люди, из которых законная супруга Светлана была самой чужой.
Но решения принимала всё-таки не она. Желала их – да. Оплачивала – это более чем вероятно, иным способом избирательную покладистость суда не объяснить. Отчаянно врала, храбро лжесвидетельствовала – безусловно. Преступно подделала документ – доказано. Но, чего бы ни желала, чего бы и какими средствами ни домогалась для себя госпожа истец, решения принимало всё-таки государственное правосудие, так что все свои претензии мне надлежало адресовать именно к нему. Тем более, что оно, правосудие, беззаконно утаило от меня принятые им про меня решения. Это, господа читатели, в принципе непостижимо. Или ты, Сергей, иного мнения?
Жалобу в область, которую я теперь сочинил самостоятельно, не тратясь, за отсутствием свободных средств, на адвокатов, президиум областного суда удовлетворил полностью. Нашлось, видимо, чувство юмора у членов того президиума, раз уж они чохом отменили всё, что успела нарешать госпожа Чижикова: и развод, и отмену развода. Приняли все мои аргументы – и даже не стали выяснять: а за что, собственно, воюет дотошный жалобщик? что же в итоге хотел бы он обрести?
Часто ли Фемида проявляет такую беспристрастность?
Знакомый юрист, которому я, к тому времени уже давно остывший, поведал свою историю годы спустя, этот вопрос пропустил мимо ушей, как абсолютно несущественный, а мои разъяснения более чем убедительно прокомментировал, молча покрутив пальцем у виска. Ну, я, правда, и без этого жеста знал, как трудно ему понять, что же это за штука такая дурацкая: чувство собственного достоинства. До сих пор Лёха без него благополучно обходился – ну, а если и впредь это архитектурное излишество ему не потребуется в труде и личной жизни, так и ладушки!
Но не мне!
Я, простите, залупился, не согласившись, по выражению Н. М. Карамзина, “мирно рабствовать”. Меня утомило бездушное помыкание тем, что от меня осталось. Мало что осталось, но всё равно не тварь дрожащая, а наоборот, имею право. Пока дрыгаюсь – имею. Не христианин, подставлять вторую щёку не обязан.
Свободное копирование
