29
Спустя месяц я с показным и совершенно неуместным буйством отпраздновал свой очередной день рождения. Неведомо на какие деньги. На последние, ясен пень. Впервые за много лет без Малышки. Особенно шумно и буйно, потому что решил – заранее и насовсем: в последний раз! Мне больше не хотелось благодарить Творца за лишний дарованный год. Мне эти годы стали не нужны.
Как ни обижались на меня друзья-приятели, как ни рвались в последующие годовщины побуянить-порезвиться, больше по такому поводу им погудеть у меня не случилось. Ни в сорок восемь, ни в пятьдесят, ни в шестьдесят. И дальше не удастся, ебж, как говорил придурошно опростившийся граф. Если буду жив. Вот на поминки – милости прошу! На этом пиру всяк, кто жив, хозяин, а не гость. Там мне командование по объективным причинам не доверят. Но любить меня здесь и теперь за то, что я даю вам шанс когда-то погулять на моих поминках, никого не обязываю.
Кстати, это был последний день рождения, с которым меня поздравили дети. А дальше – ни в сорок восемь, ни в пятьдесят, ни даже в шестьдесят. Хотя я, конечно, доживши нечаянно до этого немыслимого возраста, постоянно ждал звонка или иной весточки.
Но вас, детишки Катя и Сергей, я в этом многолетнем молчании не виню, однако и на поминки по себе не приглашаю. Конечно, формальное прощание, если оно состоялось, теоретически должно бы утешить оставшихся в живых. Но пока никак не заметно, что вы нуждаетесь в каком-либо утешении, пусть даже формальном. Так что лучше не надо. Не напрягайтесь. Не парьтесь. И не только потому, что я жалею вас. Нет, я чисто шкурно сочувствую: вам, как ни жаль, будет некуда прятать ваши лица, ежели явитесь. Впрочем, лица свои берегите сами – это не моя проблема. Но откуда – чисто технически – вы сможете вовремя узнать об этом весёлом мероприятии? Вы же свои координаты засекретили не только от меня, предка. Да и я никому не намерен поручать непременно вас разыскать, хоть это в принципе возможно. Конечно, сегодня всё возможно, да разве оно вам надо?