27
Катёнок уже пригласила друзей отметить свой первый круглый юбилей в воскресенье, 25-ого. Не детьми же драться?! На этот день определено было перемирие.
Далось оно Свете нелегко. Придя заранее договариваться о деталях, она обнаружила в ванной, что пузырёк с каким-то особо ценным пятновыводителем разбит. Или раздавлен. Честно: если это я, то не нарочно. В рассеянности или по пьянке, дело житейское. И того, и другого у меня в те дни хватало. Но ясно было, что скорби Светланы по этому поводу мне вовек не утешить, не в человеческих это силах.
Таких горьких рыданий над копеечной утратой я никак не ожидал. Сам я все эти дни пребывал в состоянии болевой эйфории, то есть боли не чувствовал. Так бывает со смертельно обожжёнными. В неизреченной щедрости своей создал Господь охранительный механизм для слабых душ, спасибо. А может, время для настоящего страдания ещё не настало.
Я был возбуждён и говорлив в общении. Назойливо извещал всех, кого ни встречу, о новейших событиях в моей личной жизни. Как будто малодушно отсекал сам себе путь к возможному отступлению. Не шибко удивлялся и совсем не обижался, когда мне в ответ давали понять, что, как водится, муж всегда узнаёт о своих рогах последним – и теперь у них гора с плеч, потому что не надо отмалчиваться и отнекиваться, то есть врать. До сих пор молчали, чтобы не навредить, а теперь что ж скрывать, когда тайное и для тебя, Коржов, стало наконец явным? За тебя всё равно никто ничего не решит.
- Жену красавицу надо было баловать, – осторожно выразила своё отношение Галина, жена Валеры Ерченко.
– Что? За Божий дар ещё и приплачивать? – взвился я в ответ. Меня поражало, что всё почему-то сводится теперь исключительно к товарно-денежным отношениям. Да обозначьте мне такие претензии, такую модель отношений заранее, или хотя бы намекните на её, пусть даже теоретическую, возможность – и самая пламенная моя любовь враз угасла бы, не успев разгореться, потому что отношения столь подлого рода никогда и ни с какой женщиной – даже одноразовые, даже по горькой пьянке и абсолютному беспамятству – меня не прельстили бы. А уж с любимой подавно.
- Ты, братец, разбивался ради неё в лепёшку – вот и разбился, сам к этому шёл. Сам и виноват. Такой ты ей не нужен. Я же видел, что ты ей трусы стираешь. Да если бы я своей жене трусы стирал, она бы тоже меня бросила. Таня, подтверди.
Таня, жена брата Григория, готовно подтвердила. Не потому, что действительно бросила бы, а потому, что уважала главу своей семьи. Жаль, братан, что ты меня раньше не предостерёг. А может, предостерегал, да я не услышал. Мне же надо напрямую, а не намёками. Намёки до меня не доходят.
- Вместо того, чтобы обсуждать и осуждать, пожалели бы лучше девушку. Сообразите, какая редкостная выпала ей невезуха: двоих мужиков пришлось бросить одного за другим, потому что оба оказались рогоносцами!
Это уже я сам пытался заслонить боль и горечь вечным своим цинизмом. Нельзя было выглядеть совсем убитым, даже если фактически представляешь из себя давно окоченевший недвижный и смердящий труп дохлого покойника.
В общем, публично ершился и ерепенился, но приходила ночь – и шоковая эйфория отступала, если не удавалось стремительно надраться до полусмерти и рухнуть на пике этого состояния. Пропустил момент – пропал. Я сутками не мог спать, а когда всё-таки ложился, откуда-то накатывались припадки беспричинного судорожного страха, так что приходилось проводить ночи, не выключая света и, почему-то, не запирая дверей. А что в то время значило для меня надраться? – Да наперёд разве знаешь? То пил чуть ли не сутками и литрами, не пьянея, то отключался от второй же рюмки. Был, короче, обычным шизиком в период обострения. Хотя полнолуние уже давно миновало.
Свободное копирование
