Разлюбовь. Житейская хроника - 26

      26

      Всё это произошло 16 февраля, в пятницу. Листая потом стопку зачем-то закупленных христианкой Светой на этот год гороскопов, я с любопытством обнаружил, что если уж вероятен перелом в судьбе всех Овнов, то именно шестнадцатого. По восточному счёту как раз заканчивался год Свиньи – её год.

      Ну, всех, не всех… Для двоих Овнов гороскоп оправдался.

                Над суеверьями хохочем до поры, покуда нет дурного знака,

                а чуть дорогу кто-нибудь перебежал, так уж и больше не смешно.

      Назавтра проникнуть в дом ей помешал новый замок. Что, жестоко? Или, наоборот, справедливо? Не нужен тебе муж – какой же смысл возвращаться к нему, будь последовательной! Чтобы иметь приют для свиданий и лживый статус честной жены – и всё в одном флаконе? И всё за мой счёт? Ну уж нет, я не позволю и дальше превращать дом в блудилище, а себя – в посмешище. Пора Диме самому подсуетиться с местом для интимных встреч, его очередь. Кроме того, я счёл, что запрещённые нашим предбрачным неписанным контрактом похождения фактически состоялись – и это вполне доказано. Значит, не быть нам больше под одной крышей, сама же на таком исходе категорически настаивала!

      Всё же на следующий день, до самой глубокой ночи, она всё рвалась ко мне. Приятели-картёжники благополучно, не угрызаясь по мелочам, слопали тот слегка заветренный, но ещё съедобный фруктовый салат, а также управились, не пренебрегая, разумеется, и принесённой с собой водкой, с остатками трофейного “Мартини”. А она топталась у подъезда. Присылала в качестве парламентёра Толика Савина – сообщить, что мучима раскаянием. Я не верил Савину, не верил и ей. И оказался прав: больше о раскаянии речь никогда не заходила. Кончилось раскаяние, на сутки только и хватило. Догадываюсь, что дальше и дольше было бы трудно притворяться даже ей.

      Забегая назад, сообщу, что тогда, перед нашим походом в загс, я, оказывается, неправильно понял Малышку. Теперь выяснилось, что запрет на похождения относился только ко мне. Себя супруга судила не столь строго, лишаться из-за такого пустяка крыши не хотела бы. Впрочем, она почти не скрывала, что крыша ей нужна не только в буквальном значении, но и в новообретённом в наш бандитский век, то есть фигуральном. Как прикрытие для дальнейших безнаказанных шашней. То есть чтобы я безропотно продолжал за неё отвечать, а она – продолжала бы блудить.

      Такое вот внутрисемейное разделение труда и обязанностей предполагалось, оказывается, чуть ли не изначально, а я, пребывая в тогдашней своей эйфории, много лет просто не понимал исходной установки. На меня возложена, и не снималась ответственность. До тех, видимо, пор, пока нерешительная дама одолеет свои сомнения, соизволит окончательно определиться с выбором кавалера и заручится, наконец, его надёжным покровительством. Не раз и не зря она заявляла мне в прошлом, что превыше всех прочих качеств ценит в партнёре именно надёжность. Мою, в частности, проверяла свыше двух лет, так что не видно оснований применять к новому избраннику иные сроки и критерии.

      Тут-то я и охарактеризовал незлым тихим словом свой собственный давний восторг по поводу великолепной отмазки, предложенной ею в нашу вторую интимную встречу, 22 августа 1983 года. Кроме того, теперь мне доступно разъяснили, что из-под крыши в любом случае следовало убираться мне, а не наоборот. Ясен пень, я от этого испытал новый приступ восторга.

      Где-то, помнится, довелось читать, что не мы, мужчины, то есть игроки, забияки и воины, а именно женщины – самые лучшие стратеги, поскольку никогда не позволяют себе кидаться в омут очертя голову, а если уж вынуждены отступать, то не абы куда, а непременно на заранее подготовленные позиции. Вот уж поистине “нам не дано предугадать, чем наше слово отзовётся”! Совет одного авторитетного лагерного урки великому русскому поэту Игорю Губерману: “Не спеши вынать, пока вставить некуда” – моя подруга исполняла неукоснительно (применительно к своему полу, разумеется, то есть женским умом и таким же телом), хотя “Прогулки вокруг барака” ещё не были написаны, не говоря уж о публикации. Мохначёв, догадывалась она, ещё не созрел для роли нового супруга, так что пока следовало держаться за старого. В этом – вся разгадка её медлительности.