9
Нет, я не слишком встревожился. Да и моя позиция в нашей шахматной партии выглядела на тот момент настолько неубедительно, что помышлять следовало только об обороне. И, раз уж роль основного кормильца перешла к супруге, постарался хоть чем-то это скомпенсировать.
Заново отремонтировал, учтя все её пожелания, нашу комнату. Обои на потолке с тех пор не менялись – больше от моей лени, да и заработанный на шлифовке потолка конъюктивит нет-нет да и напоминает о себе вновь до сих пор, так что, простите, лезть на потолок больше не хочется. Регулярно мотался на велосипеде на дачу – и там полол, рыхлил, поливал, удобрял. Не любил всё это, а что делать? Морковке с огурцами не страшна инфляция, из-за которой пару последних лет мы, как и многие, жили ой как небогато. Я даже наловчился делать вполне приличные по качеству дамские наливки/настойки из вишни, чёрной смородины и черноплодной рябины с дачи, а также из терновника, в изобилии родившегося в Зубарёве. Водка, основа напитка, тогда уже преимущественно импортная, была дешёвой и вполне приличной, а сгинувший ныне спирт “Royal” – ещё дешевле. Плевать, что его съедобность всегда оставалась под большим вопросом.
И стряпню мою вы, дети мои, скоро признали и полюбили. Маме готовить стало некогда. Помнишь, Катя, “мясо с рогами”? – так ты называла моё экспериментальное блюдо, в котором мясо тушилось не с черносливом, а с сушёными донбасскими абрикосами, курагой. А уж жареная картошка “со шкварками и без лука” (лук я туда всё равно вкладывал, но тайно, втихаря) так вам полюбилась, что вы постоянно препирались из-за шкварок и, стоило зазеваться, таскали их друг у дружки с тарелок. И текущую постирушку я всецело возложил на себя. К тому времени мне уже подфартило (Всю жизнь везёт!) обзавестись хворобой – может и не стыдной, но крайне неаппетитной и уж, конечно, никем никогда не рекламируемой. До поры, увы. Теперь лекарства от неё охотно и настырно рекламирует утратившее в погоне за доходами всякую деликатность телевидение.
Я таил болезнь, обострения которой отнюдь не украшали и без того гадкую жизнь, до вот этого, сиюминутного момента. Без неё проблем хватало, не грузить же ещё одной мою хрупкую спутницу. Тем более, Света не возражала, чтобы всякую мелочь, включая и её бельё, обычно стирал я. Могла доверить, потому что моё занудство проявлялось ещё и в том, что стирал я хоть медленно, но очень бережно и тщательно. Иначе как бы уцелели у меня до сих пор майки, купленные ещё в Кишинёве в предолимпийском 1979 году, футболка с Канарских островов, подаренная тёщей в 1993 и штормовка, что служит верой-правдой больше тридцати лет?! Только пуговицы на ней расплавились от экстренной сушки над костром, да один карман разодран в клочья взорвавшейся тогда же зажигалкой. В безмерно распухшую рыбацкую главу, как я ни старался, далеко не всё влезло. Не поместился, в частности, тогда же случившийся забавный эпизод на Шахе, когда участники мероприятия вынуждены были пить очень быстро, чтобы ливень не успел разбавить водку до полной несъедобности.
Мама Света тем временем упорно и настойчиво овладевала своей новой профессией. Можно сказать, вкладывала душу. В банке, как везде, сколачивались взаимно враждебные группировки, вершились интриги и интрижки, кипели страсти и страстишки. Хорошее, как ему и положено не только в литературе и искусстве, воевало и с плохим, и с “более лучшим”, что делало жизнь преисполненной смысла.
Свободное копирование
