Разлюбовь. Житейская хроника - 2

      2

      Да, я тупо следую указанию великого Луиса. Я закрыл глаза – и дую!

      Всякий процесс имеет своё начало, так что у меня есть шанс, потянув за ниточку, размотать весь клубок, аж до первопричин того, что вышло в результате. Считайте, что я приступил к попытке.

      Заметили ли вы, дети, что о благополучном периоде своей (то есть нашей с вами) семейной жизни я высказываюсь не больно-то многословно? А что трепаться, когда всё нормально! Только теперь, по прошествии многих лет, для меня приобрели значимость и явили свой подлинный смысл многие эпизоды, которые тогда, в далёком прошлом, казались настолько пустяковыми, что не заслуживали даже запоминания.

      Всё на свете имеет свои причины, и то прискорбное обстоятельство, что некоторые из них навсегда останутся для нас неизвестными, нисколько не отменяет их объективного, увы, существования.

      Настоящим новобрачным, то есть тем, кто вступал в официальный брак впервые, в те времена полагалось от щедрот государства пособие на приобретение чего-нибудь ювелирно-драгоценного. Всю жизнь абсолютно равнодушный к обрядам и в ту пору совершенно не стеснённый в средствах, я предложил Светлане выбрать для себя в память об этом событии любую понравившуюся цацку. Малышка экономно, то есть практически уложившись в означенное пособие, предпочла оригинальное колечко с букетиком крохотных рубинов. Ну и ладушки. Я, разумеется, никогда не стал бы носить на себе никаких, даже дармовых, украшений, но их мне и не предлагали. Положенный ей однократный казённый бонус ваша мама уже истратила три года назад, когда выходила замуж в первый раз. Дебютировала.

      Нет, про равнодушие к обрядам я, похоже, загнул. Мгновенно улетучилось равнодушие, когда, провожая Светлану на встречу с одноклассниками, я заметил на ней кольцо. На безымянном пальце правой передней руки. То самое кольцо, которым она когда-то обручалась в верности своему прежнему мужу, Володе. И (А вот почему, не знаю. Сами спросите, если интересно) – не вернула его при разводе. Я бы вернул, конечно, но мы же не совпадаем…

      - Ну и что? Да не бери ты в голову всякую ерунду! – отмахнулась супруга, теперь уж и не знаю чья. По паспорту вроде бы моя, а если судить по кольцу – всё ещё Володина. И, окончательно отвергая моё недоумение: – Ты же мне обручальных колец не дарил. Мне перед девочками неудобно будет.

      Передо мной ей почему-то было удобно. Володя Портной, первый муж, разумеется, не в счёт.

      Ты, Катёнок, была невольным свидетелем этого крайне досадного для меня эпизода, потому что мы с тобой вместе – я пешком, а ты, по младости, в коляске – провожали маму до ресторана, где она собиралась гульнуть со своими одноклассниками. Заметно подросшая, ты уже любила не просто валяться плашмя. Нет, в свои полгода ты предпочитала стоять в коляске на карачках, с любопытством обзирала окрестности и удивляла проходящих зевак своей, невзирая на мелкость собственных габаритов, познавательной активностью. Титьку пока ещё сосала с энтузиазмом, но дома уже пыталась гостеприимно делиться с пришлой публикой бесполезной, абсолютно некалорийной соской, которую я привязал к грядушке твоей кроватки, чтобы ты не швыряла её на пол. Долгое время мы с мамой подкармливали тебя африканской диковинной рыбой карранкс. Кости в ней – как бараньи, детёныш уж никак не подавится. А мама… она тогда не захотела понять причины моего дурацкого возмущения, и в дальнейшем тоже не желала замечать, как я мрачнею, увидев на ней чужое колечко.

      Это был первый год нашего супружества. Конечно, союз таких разных людей не мог быть абсолютно безоблачным. Я в абсолютно безоблачные союзы не верю, как не верю вообще в явления, относимые наукой к чудесам и прочему идеализму. Всё-таки взращён физиком материалистическо-диалектической закалки, это само собой не проходит. Скорее следовало удивляться тому терпению, с которым моя хрупкая жена переносила сложности не самой устроенной жизни: общежитие, где тринадцать семей на одну кухню; твои, Катерина, частые хворобы и мои, столь же постоянные, “производственные успехи”, которые ей никаких радостей, кроме разве что прорех в бюджете, не доставляли. Не только стойко переносила вечный общежитский бедлам, но и завоевала уважение всех хозяек, которые вскоре единогласно поручили ей быть старостой этажа. Никогда не было на нашем этаже старосты лучше, хотя, в отличие от её суровой предшественницы Таньки, Света совершенно не умела материться.