8. Наша Волга: жизнь должна быть полосатой. Как зебра
Год спустя Митька, едва ступив на хорошо знакомый берег, спросил: “Мы, конечно, традиционно вон под той сосной разместимся?” Подросшей и умножившейся в числе детворе вновь предоставили полную свободу. И они, надо сказать, ею не злоупотребляли. Разве что однажды все трое – цветом чёрные, видом страшные – вылетели из лесу с воинственными криками, размахивая луками и копьями. Ладно, оружие мы сами помогли им смастерить. А вот где они, включая девочку Оксану из хорошей семьи, исхитрились в сухом сосновом бору-беломошнике перемазаться до ушей болотной грязью – это до сих пор загадка. Сначала детки не хотели её раскрывать, а потом, за давностью лет, увы, сами забыли. Ума не приложу, где и чем им теперь придётся пачкать своих детей, если те сами не сумеют сориентироваться?!
В эту поездку наш бережок напоминал скорее дом отдыха. Одни из молдаван приезжали, другие отбывали. Часть команды вообще расположилась на острове Зосимы и Савватия. “Море” радовало постоянным штилем, небо – солнцем. Комар, уже привычный, после четвёртого стопаря вообще переставал беспокоить. Рыбы от пуза; молоко за смешные деньги исправно выделяла тётенька из Косицкого – да такое, что, простоявши короткую июньскую ночь, утром оно уже не льётся из трёхлитрухи, пока не снимешь толстенный слой закупоривших горловину сливок. Лепота!
* * *
Но всё хорошее имеет обыкновение кончаться. Два последних экипажа: моя семья и Борис с Надеждой – в безоблачное утро отчалили от обжитого, ставшего родным бережка на двух лодках. Их команда гребла мощнее, но это не имело никакого значения, потому что времени хватало с запасом. К тому же я заметил, что Кузюка ссадила ладони, и запретил ей грести. А потом, никто ведь не разжаловал меня из капитанов, безжалостно пресек бунт на корабле, то есть во время обычной остановки на острове перебросил её пару вёсел в Борькину лодку.
Уже показалась вдали труба турбазовской котельной – наш ориентир. Мне оставалось грести не больше часа, а передовой экипаж приближался к берегу, когда такое приветливое до сих пор озеро вдруг преобразилось: крепко дунуло, волна вмиг закурчавилась барашками и пару раз хлестнула через борт. Сохранять прежний курс, по отношению к которому ни с чего разгулявшийся ветер оказался встречно-боковым, стало очень трудно.
События происходили быстро. Я бы сказал, что как в видеоклипе, но этот жанр тогда ещё не существовал. Вскоре нам уже стал совершенно безразличен курс. Даже на то, чтобы удержать судно носом к волне, у меня уходили все силы, так что поневоле пришлось отдать одно весло Кузюке. Боря с Надей, уйдя вперёд, уже находились в тени берега, то есть в безопасности. А я, упираясь обеими руками и всем хилым корпусом, погружал весло во взбесившуюся воду, как в застывающий, каменеющий битум, ожидая, что оно вот-вот хрустнет – и тогда списец. Сам, скотина, лишил судно запасных вёсел. Чёрные и белые полоски нашей зебры сошлись, как и положено, на жопе. Анатомия называется. Оставалось клясться страшными клятвами оторвать себе на берегу яйца и/или что-нибудь ещё столь же ценное, если нам после этой передряги вообще случится быть на берегу – в живом, по возможности, виде.
Слава Богу, хоть Митька не беспокоил. Он сполз с кормы на днище лодки и мирно дрых в луже, никак не реагируя даже, когда весло, сорвавшись с гребня волны, окатывало его щедрым веером брызг. Психика не выдержала и отключилась. Охранительное торможение называется.
Не только всё хорошее, всё плохое тоже имеет свой конец. Ветер утих так же внезапно, как возник, а от волны нам, и без того мокрым, было фиолетово. Правда, сил направить лодку к причалу у меня уже не осталось, так что мы ткнулись в берег где попало, а потом вместе с Борей перетащили наше корыто взабродку бечевой.
Пока мужики отчитывались перед лодочной станцией, тётки оперативно смотались в буфет, и вернулись оттуда, основательно нагруженные коньяком и портвейном. “Но если выплывем, то выпьем!” Девочки не знали, конечно, этих, тогда ещё не написанных поэтом слов. Женщинами вообще руководит не информация, а интуиция. Так уж они устроены. Хорошо, надо сказать, они устроены. “Никуда мы сегодня не уедем, а будем праздновать спасение прямо здесь и сейчас” – кто бы посмел осудить такое здравое решение!
Насчёт напитков я, как всегда, был согласен, а вот масштабы удачи предложил не преувеличивать. Не укрупнять. Да, поболтало малость, бывает. Да, могли, на крайняк, утопнуть. Хотя наша “Пелла” вроде почти непотопляемая…
Тут Наденька и рассказала нам, какую истерику она закатила по приплытии штатным спасателям турбазы. Но те только отмахивались и со всей мыслимой тактичностью отказывались следовать безрассудным призывам, а взамен постарались объяснить глупой глупышке, что в такую погоду выйти в озеро могут только совсем чокнутые спасатели, а они, Божьей милостью, ещё не совсем…
- Ты бы, Коржов, впредь был поосторожнее. Могли ведь утонуть. Видел же, что мальчик до того потерялся…
Мальчик, с избытком вкусивши ярких впечатлений, опять дрых без задних ног, так что родители могли без помех предаваться ненормированному пьянству. Костра не было, жаль. Не полагалось на территории турбазы. Так что не “чай вместо коньяка”, а наоборот.
- Ничего, Светонька, страшного. Он тоже Коржов, не в трусости же его растить. Надо мальцу когда-то привыкать. Хотя, конечно, соглашусь, что чрезмерно экстремальные ситуации нам, пожалуй, ни к чему. Особенно такие, в которых затрудняешься определить, где кончается экстрим и начинается п*здец. Но не сам же я накликал этот ветерок…