Глава без номера - 7

      7. Америку открыли без нас. Мы открываем Волгу

      Когда у меня и моих приятелей подросли дети, началась эпоха семейных поездок. Первый такой маршрут мы проложили в 1980 году на каскад Верхне-Волжских озёр. Через год – туда же, в расширенном составе. Стало понятно, что наши женщины не только готовы безропотно переносить неизбежные тяготы дикого отдыха, но и находят его привлекательным, а детям так вообще никакого другого не нужно.

      Итак, 1980 год, начало июня. Лодочный переход по водам двух озёр: Пено, а затем Вселуга – занял с непривычки около семи часов. Ещё час мы безуспешно тыкались в берега заранее облюбованного по скверной карте залива близ деревни Адворица. Сам залив был на диво хорош – и оставался таковым при условии, что вы намерены любоваться им с плавсредства, но не собираетесь высаживаться на берег. Увы, берег либо оказывался крутым, либо не имел подхода с воды. Так и не найдя до сумерек приличного места, мы вынуждены были остановиться на терпимом: лишь бы лодки приткнуть да палатки поставить.

      Мужики весь день гребли, а потом ещё махали топорами, наскоро обустраивая лагерь. Вроде особо не упирались, но с непривычки, ясное дело, ссадили ладони. Спинам от гребли тоже досталось изрядно, так что, наскоро отужинав уже в темноте спиртом и чаем, причём первый продукт количественно преобладал, сильный пол дружно рухнул на бок и дрых без сновидений.

      А женщинам пришлось солонее. Только на рассвете им удалось вырвать из солидарных объятий Бахуса и Морфея одного из нас, Серёжку, СПХ. А до того они, разбуженные непонятным шумом и плеском, тряслись от страха в палатках. Трястись было от чего: оказывается, прямо через наш бивак, буквально цепляясь копытами за стропы палаток и гремя разбросанной где попало после ужина жестяной посудой, из глубины леса бесцеремонно проследовало к водопою стадо диких кабанов. Жду насмешек и попрёков типа: велик же опыт у туристов, если они разбили лагерь на звериной тропе! Смейтесь, имеете право, но помните, что, во-первых, действительно невелик, а во-вторых, другого удобного подхода к воде там просто не было. Это и кабаны до нас сообразили, и здоровенный лось, который ещё ночью временно оккупировал островок напротив, а теперь бесстрашно красовался перед нами во время поспешных сборов в дорогу.

      Да, пока детишки с восторгом разглядывали невозмутимо плескавшегося совсем рядом гиганта, женщины требовали немедленно сниматься. Не фотосессии они для себя капризно и явно не вовремя требовали, а драпать. Пусть отдых будет диким, но если вдобавок ещё и среди дикого зверья – это уж слишком! Мужики, несмотря на окровавленные ладони и ломоту почти во всех членах, в принципе против переезда не возражали, однако затруднялись сообразить, куда же теперь направляться.

      Ничего не надо было соображать. Не успели наши челны выйти из коварного залива – и вот он, рай осиянный! Слева по ходу чётко прорисовался известный нам – пока только по фотографиям – силуэт знаменитой деревянной церкви Иоанна Предтечи в селе Ширково. Мы ещё не знали, что этот изумительный храм стоит буквально на песке: нижние венцы подклета покоятся на валунах – и всё, никакого фундамента! Русское чудо – одно из тех, которые мы разучились ценить. Главный вход, наперекор всем канонам, обращён на запад – потому что прихожане прибывали водой прямо к крылечку, и к его резным балясинам привязывали свои челны. Кто ж знает наперёд, какая вода случится на Пасху? Потому и подклет такой высокий, и лесенка крутая. Обо всём подумали древние зодчие. В отличие от нас, разучившихся думать.

      А правее… даже издали рыжая полоса противоположного высокого песчаного берега и зубчатая зелёная над ним – соснового бора обещали если не уют, то приют. А уж открывшийся взгляду позднее, когда лодки совсем приблизились, дивный песчаный пляж означал для женщин и детей поистине земное блаженство. Вчера, при вечернем косом освещении, мы всей этой красоты просто не могли разглядеть. Сейчас же Косицкий бор предстал перед нами во всём пока ещё неизведанном великолепии. Как, скажите, может не быть Бога, если точно известно, что существует Рай?! За оставшиеся до погоста годы мне не довелось увидеть более прекрасного места.

      Хотя вы, дети мои, вправе ехидно спросить: А ты вообще-то много чего видел в своей невыездной жизни, папа? Не торопишься ли ты с обобщениями?

      Нет, детишки, не тороплюсь. Примитивный ваш предок, я считаю, что у каждого есть – или, по крайней мере, непременно должен быть – свой, персональный рай.

      Как и ад, впрочем.

      *  *  *

      На берегу без труда отыскалась плоская сухая поляна с удобным сходом к воде и великолепным видом на озеро, посреди которого в часе гребли от нас чуть возвышался над водой святой остров Зосимы и Савватия (Малосоловецкий) с жалкими останками разрушенного монастыря.

      Палатки мы расставили пошире, стараясь не топтаться по сплошному ковру цветущих ландышей. В центре поляны построили стол и очаг. На краю обрыва Серёга воздвиг из сухой сосны флагшток, а женщины вручили детворе кусок бязи с ответственным заданием придумать флаг экспедиции.

      Озадачивало изобилие комаров, но с этой дичью – после лосей и кабанов – наши девочки готовы были смириться.

      Дети всерьёз постарались, и уже к вечеру готовый флаг был рассмотрен и одобрен отцами, матерями и примыкающими лицами. Привожу геральдическое описание: углём на белом поле изображён исполинских размеров чёрный страшный комар, держащий в когтях ма-аленькую рыбку. Полное соответствие с реальностью! Правду говорят о первобытном изобразительном искусстве: примитивно, но зато как точно! Как выразительно!

      Ловимые рыбки, правда, вскоре подросли до вполне товарных размеров, а щук оказалось так много, что мы ими просто объедались. Вездесущий комар, напротив, не хотел ни мельчать, ни, тем более, исчезать. Из средств защиты от кровососов в досягаемой округе можно было раздобыть только одеколон “Гвоздика”. Ну, тот самый, который спустя пять лет, с появлением на капитанском мостике страны говорливого выходца из села Привольное, плавно перешёл в разряд алкогольных напитков.

      Мы, работники электронной промышленности, потреблявшей в поистине бездонных количествах высококачественный пищевой спирт, в такой конверсии, к счастью, не нуждались. Однако в репелленты “Гвоздика” годилась ещё меньше, нежели в напитки. Поэтому случалось, особенно если вечер оказывался безветренным, что обильно приправленный утонувшими комарами ужин благоухающая компания торопливо съедала за столом, но пить чай отправлялась “в море”, причём только пара дюжин энергичных гребков позволяла лодке оторваться от погони тучи озверевших кровососов. Меня, нечувствительного к укусам, Дмитрий А презрительно обзывал несъедобным. Остальные в отсутствие спасительного южака – а только он сдувал гнус с берега – чувствовали себя неуютно, особенно во время неизбежных прогулок в лес. Девчата придумали удаляться попарно; одна интимно присаживалась, а вторая милосердно охаживала подружку по голой заднице берёзовым веничком. С последующей переменой ролей, разумеется.

      Хотя с момента первого подъёма уже восславленного чёрно-белого флага было провозглашено основное (оно же единственное) конституционное правило похода: “Делай что хошь!”, детвора после его ежевечернего спуска сама без сил расползалась по палаткам, чтобы утром, перед завтраком, торжественно поднять флаг вновь. Никто никого не насиловал.

      А когда Митька пришёл жаловаться на ушибленный палец, я тут же отослал его за топором. Малец всегда отличался сообразительность. Заподозрив неладное, он с полпути вернулся, чтобы выяснить, зачем, собственно, бате топор.

      Выяснил. Топор, оказывается, требовался бате, чтобы отрубить болящий член – причину нытья. Больше я нытья не слышал.