Глава без номера - 4

      4. Карабутские нравы (продолжение)

      В то утро я едва успел после бурно и весело проведённой в молодецких забавах ночи пробраться в свой сарай и, не раздеваясь, накрыться одеялом, как туда уже вошла с кринкой кислого молока бабушка – будить. Ой как не хотелось вставать, но к ней тут же присоединился отменно выспавшийся и вполне готовый к бою брат Володька, до ночных гулюшек ещё не доросший. Рыбаком, однако, он уже тогда был заядлым, да и удачливым тоже. Кляня погоду – поскольку ещё затемно вдруг поднялся, суля, если верить приметам, ненастье, сильный ветер – а также неудачное, потому что затворялось второпях и спросонья, слишком жидкое пшеничное тесто и вообще судьбу во всех её аспектах и ипостасях, я тащился к реке, слабо надеясь, что нам не достанется места.

      - Долго спите, рыбачки! Ну-ну, посмотрим на вашу удачу! – ехидно проводила нас мимо своего двора Сидоркина баба, единственная на всё село женщина-рыбачка, теперешняя хозяйка бывшей дедовой хаты. У неё был веский повод язвить, потому что её дочка Надя Васильева, моя ровесница и подруга, как и я, заявилась домой с наших общих ночных развлечений только под утро. Значит, вряд ли я мог быть в хорошей боевой форме, да и погода фарта не сулила, раз уж сама она без сожаления осталась дома.

      Берег – по этой же, видимо, причине – был, увы, пуст. Можно даже сказать, пустынно пуст. Порывистый, не по-июльски холодный “вмордувинд” дул строго с севера, а влекомые им низкие тучи, готовые, казалось, прямо сейчас излиться на наши головы, но почему-то пока медлившие, к рыбалке решительно не располагали. К тому же увязавшийся за нами от околицы чей-то наглый раскормленный котяра сразу же, стоило на миг зазеваться, вцепился зубами в оставленный без присмотра комок щедро сдобренного валерьянкой теста и, дурно вопя, скрылся в лопухах неглубокого оврага. А, не жалко! Вряд ли нам при такой погоде понадобится столько теста.

      Но вот и неожиданность! На первом же забросе я, потеряв из виду в толчее мелких волн поплавок, наугад дёрнул – и немедленно выволок на берег хорошенького подуста. Через минуту Володька догнал меня. Желание мирно полежать под кустиком унеслось, как с белых яблонь дым. Клевало постоянно, да так жадно, что теста нам хватило на полчаса, зато вокруг бидона теперь прыгала добыча: с десяток, не меньше, подустов, да кто же их считал! Тесто кончилось…

      К счастью, искать кота, мирно дрыхнувшего с прилипшим к морде вязким комком, пришлось недолго. Перебрал, болезный, валерьянки и рухнул неподалёку в тенёчке. Вот отлепить от него без больших потерь комок оказалось труднее: всё-таки хищник, с когтями, да ещё нетрезвый. Хорошо хоть увязшие в тесте зубы не действовали!

      Мой энтузиазм стал спадать, когда я заметил два обстоятельства. Клёв, а вместе с ним и мой личный азарт к концу третьего часа бешеной ловли заметно ослабел, а “рука бойца колоть устала”, так что вновь захотелось спать. Но главное, я понял, что пойманной рыбы, а это были всё мерные, в полкило, подусты, нам не унести. Не в чем.

      Соорудив из своей неизменной жёлтой фланелевой рубахи некое подобие котомки, я частично решил эту проблему. А вот оторвать от столь удачной ловли захваченного приступом алчности Володю не удалось. Махнув рукою и плюнув ртом, я утомлённо, чуть ли не засыпая на ходу, поволок пуд рыбы домой, предоставив братцу самостоятельно разбираться с остальным уловом.

      Зловредная баба, конечно же, как будто нарочно поджидала меня у своей калитки. Ей удалось достаточно качественно изобразить самую искреннюю, то есть предельно элорадную, усмешку, однако сопроводить её подобающей язвительной фразой она не успела. Мокрая и порядком истлевшая рубаха, не выдержав тяжести, очень вовремя треснула вдоль всей спины, и в дорожной пыли запрыгали ещё живые толстые рыбины.

      Попросить корзину или котомку я просто не успел. Через считанные секунды, помахивая связкой удочек и гремя ведром, бабуля с далеко не пенсионной прытью скрылась в проулке, ведущем к Дону. Песец, однако.

      Давно уже лежит она на карабутском кладбище рядом с супругом Сидором Ивановичем. Тот тоже был удачливый рыбак, но в истории Карабута осталась изумившая всех своим необычным для женщин хобби первая баба-рыбачка.

      Это отступление. Тогда же мне оставалось только сожалеть, что подобное везение не приключилось неделю назад, когда у меня недолго гостили после сессии университетские товарищи Гришка Грищук и Витька Саушкин. Нет, рыбалка, хоть и куда более скромная, и тогда показалась им незабываемой; через сорок лет, во всяком случае, они ещё помнили и наперебой пересказывали все её забавные подробности. И рыбалку, и пойманных затем руками на каменистой гатке раков, и уху, сваренную в чугунке на берегу. И братика моего, теперь уже давно покойного, азартного и смешливого Володьку по кличке Ёжик. Это он встречал гостей у трапа теплохода, а потом, быстро сориентировавшись в расстановке сил, терроризировал добродушного Виктора всякими заморочками издевательского свойства.

      *  *  *

      Спустя семь лет я впервые привёз в Карабут, к бабушке Акулине, сына Дмитрия А и его маму, Кузюку. Горожанке Свете на селе всё было в диковинку, а Дмитрию и подавно, поскольку его жизненный опыт был, как и он сам в свои три неполных года, ещё чрезвычайно мал. Света собирала раков, которых я выбрасывал на берег, однако пойманного моими собственными руками приличного налима решила вдруг помыть – ну, кто когда-либо ловил налимов, понимает, с каким исходом. Ему только хвостиком стоило вильнуть…

      Я её ругал – здорово, сознаюсь. И не слишком цензурно. Но не бил. Я вообще никогда её не бил, есть в чём каяться. Она – да, имела право. Два Овна – это вам, не дай Господь, тот ещё подарок! Били меня даже Митькиным горшком по голове, практика имеется. Потом, правда, реанимировали. Пивом. Меня, горшок спасти не удалось. Я же за собой такого права не чувствовал. Нас с ней Творец произвёл из одного материала, что же толку самого себя кусать и грызть?!

      Слова – вздор. Их придумали для юриспруденции и вранья. А мы тогда любили друг друга. Искренне, не пробуйте опровергнуть.

      А Димку особенно изумили мухи, так как он видел их впервые в жизни. Потом, когда я предъявил ему на опознание полный тазик свежепойманных раков, и в тот же вечер, когда мне удалось, расчищая мой традиционно “спальный” хлев, отловить семейство поселившихся там ёжиков: одиннадцать крохотных, но уже страшно колючих детёнышей и их бесстрашную мамашу, с громким хрюканьем бросавшуюся на обидчиков – в обоих случаях Димка изумлённо и опасливо вопрошал с крылечка: “И это мухи, что ли? Не может быть!”

      Не знаю, считать это совпадением или признать складывающейся родовой традицией, однако факт: своего первенца Фёдора Дмитрий А в том же возрасте привезёт именно в Карабут. И для Фёдора Дмитриевича, как тридцать лет назад для его будущего отца, эта поездка станет первым дальним путешествием. Мальцу, по его словам, жизнь в деревне очень понравилась. А уж гадать о подлинной силе его впечатлений я смогу только, если доживу, что вряд ли, до поры, когда Фёдор привезёт в Карабут своего сына, моего правнука.

      *  *  *

      Дополнение 2015года. В августе я приехал в Карабут после долгого, в несколько лет, перерыва. И, конечно же, устремился на рыбалку.

      Вот так чудеса! После нескольких плотиц и подлещиков мне попалась... чехонь. Рыба моего детства, лёгкая тогда добыча любого пацана, жирная и сильная, однако безмерно костлявая, она более чем на пятьдесят лет исчезла вдруг из тех мест. Только опытным и особо упёртым рыбакам изредка случалось изловить единичные экземпляры. И вот возвращение - да в таком массовом количестве, что через пару дней никакую другую бель поймать уже не удавалось, настолько она стала вездесущей.

      На круги своя? Да, замкнулся, видимо, ещё один цикл, которым подвернуты наши "жизнь и деятельность". Пью теперь с этой чехонью пиво в "Серой Радости" у бессменного Михалыча, гадая, надолго ли случилось возвращение.