17
Мы ещё несколько дней прожили в общежитии, пока Света чистила и драила новую территорию. Ты, Катюша, тогда ещё не успела возненавидеть квартиру, и после садика охотно путалась у мамы под ногами.
- Пойди, Катенька, на кухню и принеси оттуда тряпку, – попросила мама.
Тебя не было так долго, что Светлана забеспокоилась и стала громко звать пропавшую дочуру. Сей же миг явившись пред ясные мамины очи, ты спросила с наивной озадаченностью:
- Мам, а где у нас куфня-то?
Ты вообще была очень забавной и, в полном соответствии с первоначальным замыслом, очень своенравной девочкой. Удивительно рано и совершенно неожиданно пошла, хотя незадолго до перехода к прямохождению так виртуозно ползала, что, казалось, избрала этот способ передвижения навсегда. Рано начала говорить, отчаянно перевирая все звуки речи, кроме, пожалуй, “р”. Да ещё склонность к неожиданным фантазиям регулярно демонстрировала:
- Что бы ты хотела получить в подарок, Катёнок?
- Фочу, фтобы мне подарили чаплю.
- Цаплю? Господи, Катенька, зачем тебе цапля?
- Как зачем? Включать и выключать.
Однажды мы зашли с ней по какому-то делу в школу, где учился Дмитрий А. Там в просторном рекреации одна стена занята мозаикой, изображающей осеннюю берёзовую рощу. Катря в восторге помчалась к той стене – и вдруг застыла в горестном недоумении. Цельная картина распалась на множество хаотично разбросанных цветных камушков. На ходу готовясь разреветься, оскорблённая девочка возвратилась ко мне, оглянулась: чудеса, роща вновь на месте! Так она и бегала до самого звонка, не уставая дивиться превращению рощи в абракадабру и наоборот. Помнишь, Катёнок?
Вряд ли, Рыбёночек, рождённый в год Тигра, ты что-либо помнишь. Это мне теперь бессонными полнолунными ночами вспоминается то, что ты, скорее всего, считаешь ерундой. Не интересует тебя предок с его слюняво-сентиментальными воспоминаниями. С’est la vie – так, что ли, будет на твоём третьем языке?
Обезьянка на арене цирка, безусловная любимица публики. Не могла пройти по двору, своему или чужому, не повисев минутку на каждой перекладине, не слазив на каждую горку и лесенку. А когда заскучала на одном из очередных новоселий… знаете эти бесконечные мини-новоселья? Ну, когда в доме из мебели пока только помойное ведро и пачка старых газет, и посуды почти никакой, но все напросившиеся участники, обойдя подлежащие обмыванию углы, осмотревшись, навосклицавшись и по-хорошему обзавидовавшись, вскоре рассаживаются, ввиду отсутствия буржуйской привычки к фуршетам, на этих газетах на полу в кружок, и каждому достаётся посудина с чем-то горячительным и бутерброд с чем Бог послал. А тебе, Катёнок, ничего не достаётся. Главное и обидное, что не добиться никакого внимания от этих бестактных, до бессердечия невнимательных взрослых. И тогда ты обошла круг пирующих, чтобы показаться всем, и громко объявила:
- Сказка! Сама сочинила. Слушайте.
Ничего не попишешь; заинтригованный народ приутих, заёрзал, готовясь слушать.
- Собрался как-то чарь к чарице, – начала ты, довольная, что все заткнулись, перестали булькать-чавкать, что повернулись, наконец, к главному человеку в доме, и продолжила: – Да, поехал чарь… Долго он ехал, ох долго. Ехал-ехал, ехал-ехал – ну, наконец, приехал. Приехал, и что? Лучше бы не приезжал. Потому что глядит – а у ней там принч сидит. Усё.
* * *
Было потом, разумеется, и настоящее новоселье, на которое я, разумеется, пригласил весь офицерский корпус цеха. Но подписанты застеснялись, не пришли. Знаете, я их почти понимаю.
* * *
Тебе, Катёнок, повезло: ты знала и моих родителей, и моих братьев, и сестрёнку. В полтора года мы с мамой повезли тебя в Донбасс к деду и бабке, а ещё через год – в Карабут к тёте Лене и сестричке Юле.
До полусмерти перепугалась моя сестра, когда застала тебя за нелегальной попыткой раздобыть конфеты, спрятанные на высоко подвешенном кухонном шкафчике! Кто мог подумать, что ты не только догадаешься, но и сможешь – при твоих-то мини-габаритах – влезть на стол, втащить туда же табурет и, уже стоя на нём, дотянуться до заветного кулька. Лена чуть не обомлела: а ну как рухнет пирамида? Ты же только повернулась к ошеломлённой тётке и сказала, на полном серьёзе грозя пальчиком: “Не смотри, тётя Лена. Отвернись”.
На одном из сохранившихся от той поездки фотоснимков ты увлечённо “читаешь” толстую биографию Сократа. На другом – бродишь в курятнике среди кур, которые настолько пренебрегают такой мелкой мелочью, что даже не шарахаются от незваной гостьи.
И дедушка Митя, мой отец, до самой смерти умилялся каждой твоей проделке. Всегда суровый с собственными детьми и даже со старшими внуками, он не осерчал на тебя, даже когда ты уморила кролика, накормив его ядовитой коноплёй. И в свои восемьдесят не мог забыть твоего, звезда ты наша, укоризненного замечания: “Нечего, дед, бумажками шуршать, если в карманах нет конфет!”
Крестилась ты вместе с мамой. А потом, несмотря на запрет, разболтала об этом приключении в детском садике. Всегда была артисткой и, в этом качестве, всегда нуждалась в публике. Жаль, что мама так и не обучила тебя своей любимой песне “Офицеров знала я немало…”
Играя с мамиными клубками шерсти, ты однажды вконец запуталась в нитках и в панике запросила помощи. Мама своими ловкими руками помогла горю, на что ты с восторгом объявила: “Мамочка, какая же ты молодчина! Ты самая лучшая в мире распутница!”
По воскресеньям я водил тебя на рынок, как в зоопарк. В рядах, где торговали всякой живностью, хозяева позволяли тебе бесплатно погладить уток, котят и щенков. Помню, ты всерьёз разобиделась, когда торгаш, бессердечный и жадный дядька, не только запретил гладить разноцветных рыбок в аквариуме, но ещё, издеваясь, предложил взамен погладить кактус. А ты, глупышка, согласилась…
На секунду засмотревшись на корзину, в которой смешно барахтались симпатичные увальни-щенки, я проворонил момент, в который ты подкралась к их привязанной к ограде мамаше и немедленно повисла у неё на шее, радостно причитая: “Моя ты собаченька, моя ты славная!” Давненько я не испытывал такого ужаса. Московские сторожевые хоть и состоят в родстве с благородными сенбернарами – не самая дружелюбная и не самая управляемая порода. Здесь же она была представлена элитной, размером с бензиновую бочку, сукой. Да ещё кормящей, ко всему прочему. Меня собаки кусали и в менее провоцирующих обстоятельствах, а тут на глазах у мамки чужие люди куда-то уносят её детёнышей!.. Не помню деталей; от страха провалились куда-то на самое дно памяти подробности, но мне каким-то чудом всё же удалось без членовредительств разлучить тебя, Катёнок, с этой очаровательной, но грозной “собаченькой”.
Маме Свете мы с тобой, Катька, тогда ничего доносить не стали. Чтоб не напрягать лишний раз слабую, впечатлительную женщину, коли уж обошлось.
А по дороге из садика я, старый рыбак, учил тебя, Катюша, различать старый месяц и молодой. Рыболовы придают большое значение фазам Луны. Многолетние наблюдения убедили меня, что это не пустое суеверие. В тот морозный вечер диск сверкал во всей своей красе и полноте.
- Ну, Катюшка, угадай, старая сейчас луна светит или молодая?
Секундное замешательство. Но, как и Митька, это дитя тоже произошло явно от меня. Хотя за музыкальные, артистические и лингвистические таланты, несвойственные ни мне, ни моим предкам, должна всё же, видимо, нести ответственность мама. Ты ведь построенный Иваном Цветаевым музей посетила ещё за полгода до рождения, в мамином животике. Разглядывала вместе с нами парадоксальную сталь Фернана Леже, рыбок Анри Матисса и картины других импрессионистов. Ну и, к слову, знак Рыб, под которым ты, дочка, родилась, наверняка сыграл свою роль.
- Ты, папка, ой какой хитренький! Она сегодня не старая и не молодая. Она просто целая!
Свободное копирование
