10
Великой радостью был приход Людочки в шахматный клуб. Я ради лишней возможности побыть рядом, Виктор из чисто спортивных побуждений – оба наперебой кинулись знакомить единственную девчонку, не испугавшуюся шахмат, сначала с правилами игры, а потом и с ее премудростями. В той, естественно, мере, в которой сами ими владели. Весной предстояло командное первенство города среди трудовых коллективов, и нам дико хотелось выставить полную команду: двоих мужчин и женщину – за шефствовавший над школой автобусный парк. Регламент соревнований такое встречное “шефство” допускал.
Забегая вперед, похвастаюсь: первенство мы выиграли! Выиграли благодаря змейской хитрости Витьки и участию Людмилы. На ее доске или не оказывалось соперницы, или вдруг выяснялось, что противница хоть и явилась, однако “не все ходы знает”, то есть расчет был исключительно на неявку другой стороны. Виктор благородно принес себя в жертву: играл на первой доске, предоставив мне, как более сильному, почти гарантированно набирать очки на второй. Победное очко приносила дама.
Освободившись, поскольку у женщин партия если и начиналась, то заканчивалась быстро, Люда оставалась болеть за нас, мужиков. Точнее говоря, мужиками были наши противники, сидевшие, немилосердно дымя, напротив обнаглевших пацанов. Спортсмен Витька принципиально не курил, а я выкладывал на столик сигареты и даже изредка закуривал. Подчеркивал, что по взрослым правилам играем.
Больше всех победам радовался Цепной – наш завуч Иван Андреевич, сам большой любитель шахмат. Он даже стал приходить поболеть за нас, когда стало ясно, что у команды есть все шансы на первое место. И даже, морщась, терпел, когда я во время партии демонстративно попыхивал сигаретой, решая тем сразу две задачи: донять грозного завуча и покрасоваться отвагой перед Людочкой.
Еще через полтора года, осенью 1964-ого, мы с Виктором и еще одним парнем, десятиклассником Юрой Павлюченко, спровоцируем его на организацию общешкольного чемпионата, где ученики и учителя играли бы вместе в двухкруговом турнире. Такого разгула демократии в школе не случилось ни до, ни потом. За учителей был опыт, за отроков – юное нахальство, проявленное, кроме прочего, и при составлении календаря игр. Короче, спустя 24 года, когда мы с тобой, Катя, и с твоей мамой ездили в Донбасс поздравлять моего отца с семидесятилетием, а заодно заглянули в школу, в ее вестибюле все еще висел портрет абсолютного чемпиона школы – мой, стало быть, портрет. Увы, не осталось в записи ни одной хорошо сыгранной партии. Но ведь и шахматные партии Ульянова-Ленина не сохранились для потомства, а уж какой был матёрый человечище!
Что до призов, коими обычно были комплекты шахматных фигур, то множество их разошлось по братьям (сестренка в шахматы не играет), друзьям-приятелям и просто растерялось, а та единственная оттуда и доселе хранимая мною доска – не приз, а подарок от Людмилы к моему шестнадцатилетию. У нее своя занимательная, почти детективная история, но не могу же я пересказать вам все памятные мне истории.