19/IV 65. Неприятное известие еще только тревога, еще только отдаленный тревожный звук, но попадающий в такое больное место, что сразу перехватывает дыхание. Позвонил мне С. А. Бондарин и, между прочим, сообщил, что из какого-то журнала ему вернули заметку об Ахматовой, сказав, что вчера это было можно, а сегодня нельзя…
Что же случилось? Чем недовольно начальство?
Может быть тем, что за границей на всех языках напечатан «Реквием»? Но это давно известно…
20/IV 65. Неприятности продолжаются.
Мне пришлось отказаться от Фининой помощи[1]. Она почти каждый вечер приходила сверять цитаты в моей книжке «Былое и Думы». Мое библиографическое хозяйство в отчаянно запутанном виде. Всякая сверка и проверка для моего глаза – беда. И вот Фина взяла ее на себя. Приходила, часами проверяла выписки. Я с трудом прогоняла ее в 11 ч. вечера. Ей чем-то полюбилась эта работа – при совершенном невежестве она ведь тонкое, живое, умное, сердечное существо. И мне ее помощь была бы нужна и мила.
Полгода назад я нашла для нее англичанку, к которой Фина ходила два раза в неделю Ученье шло успешно, обе стороны были довольны. Но недавно Оскар Адольфович сказал мне, что по его наблюдениям, Фина бросила заниматься.
– Финочка, – спросила я – как у тебя с английским?
– Все в порядке – ответила Фина.
Не поверив, я через знакомых попросила ее учительницу позвонить мне. Оказалось – Фина уже 3 месяца к ней не ходит…
Сегодня мне позвонила Фина: «можно вечером придти работать?»
– Нет – сказала я. И вообще запретила ей приходить помогать мне. Выходит, что я одной рукой толкаю ее учиться, а другой – отнимаю время. Она стала уверять меня, что она не из-за меня не занимается, но я была непреклонна: если человек лжив, то с ним каши не сваришь…
И вот я осталась без помощи. (Помощь урывками – Люша, О. А. – мне тяжела и недостаточна). И вот я осталась без Фины, которая так хотела мне добра. И вот я отняла у нее хлеб, свет, в которых она нуждается.
Свободное копирование
