Я не раз замечала, что, проходя друг мимо друга по длинным студийным коридорам, демонстративно не здороваются два кинооператора – Вадим Масс и Лаймонс Гайгалс. И однажды мне рассказали о причине такой взаимной неприязни. Лаймонс Гайгалс родился в Риге в 1922 году. В его биографии указано, что в 1936 году, в возрасте четырнадцати лет он работал в частном киноателье, а в 1940 году – на киностудии завода ВЭФ. Известно, что в 1943 году Гайгалс уехал в Берлин учиться в школу кинооператоров, после окончания которой отправился на фронт снимать военные действия. Их пути с советским фронтовым кинооператором Вадимом Массом сошлись во время боёв за Ригу в сентябре 1944 года. Вадим Семёнович заметил в расположении противника цейссовскую оптику и отправился к командиру части с предложением захватить в плен вражеского оператора вместе с его камерой. Операция была успешно проведена. После взятия советскими войсками Риги 24 сентября Масс отправился с армией дальше, и снимал бои за освобождение европейских городов вплоть до Берлина. Что касается Лаймонса Гайгалса, то его зачислили в штат киностудии хроникальных фильмов, работавшей в Риге. Где он мирно прослужил кинооператором до апреля 1948 года, когда его арестовали. Оператор был приговорен к десяти годам лишения свободы за службу в департаменте пропаганды вермахта и этапирован в Норильск.
Вадим Масс приехал на Рижскую киностудию в 1947 году, сначала работал как документалист, а в 1957 году был назначен оператором–постановщиком фильма «За лебединой стаей облаков», который ставил мой отец. Примерно в это время с Крайнего Севера возвратился отбывший срок наказания Гайгалс, и его приняли на работу оператором Рижской киностудии в цех кинохроники. Можно только представить, какие чувства испытывал Лаймонс Гайгалс к Вадиму Массу.
Ансис Крейберг, непрофессиональный актёр, который снимался у моего отца в «Чёртовой дюжине», был всеобщим любимцем в нашей семье. И только после того, как Латвия стала независимой, я узнала, что он вырос в Сибири, куда отправился с мамой в теплушке 14 июня 1941 года. Ему было всего четыре года, когда ночной звонок в дверь перевернул всю жизнь семьи. Отец Ансиса работал администратором в Первой городской больнице, мама училась в медицинском институте. В 90–е годы Ансису показали донос, написанный на его отца одним из сотрудников больницы. А тогда никто не мог объяснить ребёнку, почему его вытащили из тёплой постели, отвезли на вокзал, погрузили в теплушку без всяких удобств, и отправили в Сибирь. По дороге увели отца, который протестовал против антисанитарных условий в поезде. Как потом стало известно, его расстреляли. А маленький Ансис с мамой провел в Сибири пять лет. Потом они вернулись в Ригу, но скоро их снова отправили назад. Трагедия второй депортации. Взрослея, Ансис постепенно полюбил Сибирь. Очень понравились люди – открытые, мужественные, стойкие. Он учился в институте, играл в местной баскетбольной команде, и был не прочь остаться в Томске навсегда, но мама тянулась домой, в Латвию, надеялась, что муж жив, и рано или поздно они найдут друг друга. Увы. Она умерла, так и не дождавшись счастливого часа встречи с любимым.
Из такого горького жизненного опыта, из таких флюидов ткалась атмосфера настороженности и тайной неприязни, которая так или иначе влияла на людей. В монтажном цехе, где мне выпало на долю провести два года после школы, остро ощущалось негласное противостояние между «понаехавшими» и коренными жителями. И более того. Моя студийная подружка Света Тимохина была коренной жительницей Латвии, поскольку ее семья издавна владела землями под Резекне, латышский язык она знала как родной – и всё же местные девушки, хотя её называли ласково на латышский манер «Светынь», но в свою компанию не звали. Более того, когда в Светынь влюбился известный оператор Генрих Пилипсон, и стало известно об их скорой свадьбе, его отговаривали :– Генрих, зачем ты опять женишься на русской? В тебе же течет немецкая кровь, посмотри, сколько вокруг подходящих по происхождению красивых девушек!
Свободное копирование
