Рижская киностудия.
Сколько помню себя, столько помню жаркие пыльные павильоны, звук хлопушки, команду «Мотор!» Или многочасовые съёмки на натуре. Палящее солнце, жалящие насекомые, мне бы поиграть где-нибудь, а нужно смирно сидеть возле художницы по гриму с её волшебным чемоданчиком, и ни в коем случае никого не беспокоить никакими просьбами. Льёт ли тёплый дождь, падает ли снег... а твоя задача — не мешаться у взрослых под ногами, когда идёт съёмка. Это было сущее наказание для ребенка целыми днями смотреть, как под руководством папы репетируют актёры, как потом снимается дубль за дублем. И всё равно, как всем девочкам, мне хотелось стать актрисой.
Когда умер папа, я перешла в восьмой класс. Это были очень трудные годы для нашей семьи. Прошлое, которое держалось на личности отца, рухнуло. Я понятия не имела, какой путь выберу, но было ясно, что технарём мне не быть. Я совершенно не воспринимала математику. Очень расхолаживала мама, которая считала, что для девочки самое главное — найти хорошего мужа, а там всё само собой образуется. Самым любимым моим занятием в те годы было чтение. Кто-то из современников придумал фразу «Читать было интереснее, чем жить». Я много раз наталкивалась на неё в разных источниках в постсоветские годы. Мне кажется, что для меня чтение как раз и было жизнью. И я всё свободное время читала. Брат Сергей говорил, что нужно готовиться к поступлению во ВГИК на сценарный факультет. Но абитуриентам требовался трудовой стаж, и я пошла работать на Рижскую киностудию. В отделе кадров меня направили ученицей монтажницы под крыло начальницы монтажного цеха Раисы Ж. Это был не случайный выбор кадровиков. Все помнили, что эта сотрудница по гроб жизни обязана Павлу Николаевичу Арманду спасением от позорного увольнения с киностудии. Раиса (её отчество я забыла) встретила меня очень приветливо. Показала журнал на столике у входа в её кабинет, где она расписывала задание для каждой сотрудницы на день. Перед началом смены нужно было ознакомиться с заданием в этом журнале, поставить время и расписаться. Смены делились на утренние и вечерние. С восьми утра до четырёх дня. И с четырех до десяти вечера. Как несовершеннолетняя, я должна была работать по семь часов в день. Работа считалась вредной, поэтому выдавали талоны на бесплатное молоко — литр в день. Начальница предложила после обязательного инструктажа по технике безопасности в тот же день приступить к обучению у опытной монтажницы Дзидры Крумини. Раиса сама проводила меня в комнату, где мне предстояло трудиться. Здание киностудии было сдано в эксплуатацию за четыре года до моего поступления на работу. В энциклопедии пишут, что на тот момент это была самая крупная и самая современная киностудия во всей Европе. Та монтажная, куда меня привела начальница, выглядела празднично благодаря цветам, которые Дзидра Круминя в изобилии развела на подоконнике. Сама хозяйка в этот день на работу не вышла. Как оказалось, у этой молодой женщины, жены оператора кинохроники Ралфа Круминьша, двое маленьких детей, поэтому она часто берет больничный лист по уходу за малышами. Весь свой первый день и последующую рабочую неделю я приставала к начальнице с просьбой дать мне какое-нибудь задание, раз уж моя наставница отсутствует. Раиса решила проблему с легкостью. Поручила мне мотать утиль. В каждой комнате рядом со звукомонтажным столом стояла глубокая и широкая корзина из ткани, державшейся на алюминиевом каркасе. В эту корзину монтажницы сбрасывали срезки плёнки. Надо было доставать их оттуда и наматывать на бобину. Бобины с утилью складывались в круглые металлические коробки и отправлялись на размагничивание. Мотая утиль, я приглядывалась к работе монтажниц с режиссёрами. Со стороны это выглядело просто замечательно. Хотелось скорее оказаться в такой же роли. Монтажницы в белых халатах с серьезными лицами вместе с режиссёрами вглядывались в маленький экранчик. По команде режиссёра монтажница останавливала бегущую плёнку. Щёлкали ножницы в её руках, опасной бритвой она зачищала место склейки, открывала пузырёк с остро пахнущим клеем, и кисточкой проводила по краю пленки. Потом пленка по месту склейки закладывалась в маленький специальный ручной пресс, раздавался щелчок — и нужно было подождать пару минут, пока клей схватится. Режиссеры сдерживали нетерпение, потому что в случае, если пленка склеится плохо, неизбежно при просмотре произойдёт её разрыв, и придется клеить заново. Скупой платит дважды! После монтажа изображения подкладывался звук. Фонограмма представляла из себя плёнку коричневого цвета, на которой специальным белым карандашом монтажница отмечала начало и конец голоса. Потом этот отмеченный кусок плёнки склеивался со следующим. Фонограмма– это не только речь, это и паузы, и разные звуки, и музыка. В монтаже нужно добиваться синхронности звука и изображения. Это была довольно сложная работа, требующая определенного навыка. Профессионализм монтажницы определялся той скоростью, с которой она выполняла указания режиссёра. Надо ли говорить, что, постоянно мотая утиль, этим мастерством овладеть было невозможно.
Когда Дзидра вышла с больничного, я поняла, что учить меня профессии она не собирается. В ответ на мою просьбу показать основы работы, она сообщила, что пока ей некогда, за время отсутствия накопилось много обязанностей, но я могу полить цветы и принести из фильмотеки заказанные коробки с пленкой. И, конечно, Дзидра поручила мне в течение смены мотать утиль. А через несколько дней она снова взяла больничный. Я пошла к Раисе с просьбой сменить мне наставницу. Она подумала и отправила меня к довольно милой, но очень флегматичной девушке по имени Лиене Балиня. Лиене то ли из принципа, то ли от незнания очень плохо говорила по-русски. Но нет худа без добра, и после месяца работы с ней мой латышский язык стал заметно сильнее. А с обучением дело продвигалось плохо. Лиене сама не так давно работала монтажницей и делала всё очень медленно. Но склеивать плёнку она меня всё же научила.
Свободное копирование
