В очередной раз горе пришло в их дом в день смерти Сталина, 5 марта 1953 года. Но к вождю оно отношения не имело. Утром в комнату вошла её старшая дочь Арта с кипящим чайником и тихо стала бормотать: – Что ты не встаешь? Что лежишь? А вот если я тебя сейчас полью из чайничка, наверное, сразу вскочишь? Говорят же — вскочил, как ошпаренный.
И она слегка наклонила носик чайника.
Женни Альбертовна вскрикнула. На этот звук из кухни вошла Лена. Сначала она ничего не поняла, но увидела странный взгляд сестры, которая, усмехаясь, держала над матерью большой чайник с кипятком. Инстинктивно она взяла успокоительный тон, и приближаясь к сестре, глядя в глаза, стала ласково, но твёрдо повторять:
– Артуша, дай мне чайник. Тебе тяжело держать. Ты можешь обжечься. Поставь его сюда, на стол. Вот так, милая, хорошо. Пойдём со мной, я покажу, какую кофточку расшила для тебя к празднику.
Раньше Лена не знала за собой гипнотических способностей, но на сестру подействовал её спокойный голос. Теперь она слушалась беспрекословно.
Помешательство Арты не было неожиданностью. После возвращения из Германии, где молодая женщина работала переводчицей на подготовке документов для Нюрнбергского процесса, близкие заметили за ней резкую смену настроений, которой раньше не бывало. То нервозность, то, наоборот, апатия. Боязнь людей, подозрительность. Внезапное возвращение домой без мужа–военного, с которым в любви и согласии прожила пять лет. Арта объяснила, что была вынуждена развестись, поскольку супруг несколько раз пытался её отравить. Маме и сестре это утверждение показалось диким, но тогда они ничего не заподозрили. А теперь поняли — Арта сошла с ума. В той длительной командировке она испытывала громадные перегрузки — и физические, и моральные. Содержание документов, с которыми приходилось работать в ходе процесса, участие в допросах нацистских преступников, синхронный перевод в течение многих часов – всё это давило на психику. Когда Арту отправили в эту сложнейшую командировку как лучшую студентку курса, ей было всего 22 года. В связи с отъездом она досрочно сдала государственные экзамены и получила свой красный диплом. И вот теперь случилось такое ужасное несчастье.
Врачи решили, что больная должна находиться под присмотром в специальном лечебном заведении. Она могла быть опасна для окружающих. Мать и сестра навещали её, иногда на несколько часов забирали из больницы. Арта всегда была тихой и спокойной — действовали лекарства. Она казалась разумной, просила привозить ей газеты и книги на немецком языке, всегда была в курсе событий. Но глаза её выдавали. Подозрительный напряженный взгляд человека, загнанного в ловушку.
Когда Лена узнала, что будет ребёнок, врачи предупредили: беременность может её убить. Неизбежно обострение процесса в лёгком.
Но молодые супруги решили никого не слушать. Женни Альбертовна поддержала дочь. Мечтала увидеть внука. Она болела разными болезнями, которые у многих бывают в 60 лет, но не могла знать, что жить ей остаётся совсем недолго. Лена приезжала к маме несколько раз в неделю. Этот период запомнился ей как сезон бесконечных пиявок, которые медсёстры ставили Женни Альбертовне. Лечебных пиявок привозили с озера Севан. Они не только высасывали у больного лишнюю кровь, но и впускали со слюной природное лекарство.
После рождения внучки Маши больная прожила всего полтора года.
Когда Женни Альбертовна умерла, врачи посоветовали скрыть это от психически больной дочери. Но Арта чутьём распознала, что Лена умалчивает о чём-то важном. И попросила сестру взять её на выходные домой. Лена согласилась. Она понимала, что рано или поздно Арта всё узнает.
В большой комнате стоял портрет мамы с чёрной лентой. Арта осталась совершенно спокойной. Ровным голосом произнесла: –Значит, теперь квартира ваша? Но я могу сохранить за собой комнату?
– Артушка, все будет, как было при маме. Я так же буду приезжать к тебе, и мы с Серёжей будем брать тебя домой.
Но обе сестры ошибались. Как при маме уже не могло быть. Семью выселили из ведомственного дома, который отдали под общежитие института с забавным названием ИВЯКА. Институт военных языков Красной Армии. Тогда наш с Серёжей отец позвонил генералу Николаю Сергеевичу Осликовскому, с которым был знаком со времён гражданской войны. Они снова встретились, когда отец предложил Александрову пригласить военным консультантом на фильм «Встреча на Эльбе» его старого знакомого Осликовского. Генерал–лейтенант Николай Сергеевич Осликовский лично участвовал в тех событиях, и был очень полезен для съёмочной группы как консультант, который знал все тонкости и детали. ( Кстати сказать, сейчас редкий режиссёр возьмёт на картину такого консультанта. Надеемся только на интернет. Отсюда так много развесистой клюквы. ) Папа попросил Осликовского помочь сыну с квартирой.
Как раз в это время стройбат закончил дом военного ведомства на улице генерала Карбышева недалеко от Серебряного бора. Сережа с Леной отдали свою очередь на квартиру в строящемся мосфильмовском доме, ведомства военных и кинематографистов как-то согласовали обмен очередями между собой. Семье брата дали трехкомнатную квартиру в кирпичной хрущёвке на последнем этаже. Две смежные комнаты и одна отдельная. Отдельная называлась комнатой Арты. Она бывала дома редко, всего пару раз в год, когда Лена забирала её из больницы на выходные. И я не раз, приезжая в Москву, поселялась в этой уютной маленькой комнате, где было много книг. Я любила бывать у родных.
Супруги, как бы ни были заняты на работе, устраивали себе полноценные выходные. Зимой катались в Серебряном бору на лыжах, летом купались и загорали на местных пляжах. И принимали гостей. У них бывала вся многочисленная родня с обеих сторон. Казалось, что всегда приветливая и улыбающаяся Лена не знает усталости.
После появления на свет младенца случилось чудо. Очередное обследование показало, что никакого затемнения в лёгком больше нет. Лена полностью выздоровела. Она даже стала сдавать кровь. Получила звание «Почётный донор СССР». Её жизнь неслась по кругу: студия –дом–дочь– сестра.
Свободное копирование
