Я даже влюбилась той весной. Его звали Питер Додд. Рэймонд познакомился с ним в спа «Кристалл» и рассказал мне, что этот парень во Вьетнаме отстрелил себе палец на ноге, чтобы его демобилизовали. В наших глазах это выглядело героизмом, мы считали ту войну дерьмом собачьим. Питер не только потерял палец на ноге, он еще и родился с одним яичком. Я влюбилась в него до того, как увидела. Потом познакомила его с Беатрис. Он был высокий, худой, работал на школьным автобусе. Писал песни. Иногда по утрам он останавливал свой желтый автобус напротив нашего переднего газона и мы садились на кухне и пили кофе с тостами. Джейсон сидел у Питера на коленях. Мы говорили о людях, я читала ему свои очень короткие стихи, например, «Лимонные дни, одинокие и потерянные. Что случится во тьме?» или «Качнись вверх. Качнись вниз. Не знаешь. Куда идти». Иногда по вечерам Питер пел нам с Рэймондом свои песни, я читала им свои стихи. Мне было немного жаль Рэймонда, он в основном слушал, но его это вроде бы не волновало. Он клевал носом в кресле-качалке, я смотрела как Питер складывает свои длинные ноги, как мы передаем друг другу косячок с марихуаной, как Питер смеется над тем, что я говорю. Мы проболтали до рассвета много ночей. Я смотрела на Рэймонда, спящего в кресле-качалке и чувствовала нежность.
Это дремота в кресле стала началом проблемы. Или началом моего осознания, что проблема есть. Для Рэймонда стало обычным часами дремать в кресле вроде почесывания носа до стирания кожи. Он сидел свесив голову на грудь и клевал носом. Так как это случалось после курения марихуаны, я решила, что это действует ему на мозги. Однако, так мне было хорошо тогда, что не придавала этому особого значения, пока однажды вечером мы с Беатрис не пошли на ярмарку «Коулман Брозенс».
Рэй остался с ребенком, к нему должны были зайти друзья. Я с малых лет любила ярмарки. У меня была подруга детства, Джоанни Девон, которая жила с мамой в обшарпанной квартире, находящейся на плохо освещенном верхнем этаже дома. Ходили слухи, что у ее матери были отношения с бродячим актером, который уехал из городка, оставив ее беременной Джоанни. Джоанни была очень бедна, но очень красива. Даже будучи настолько маленькой, что не могла выразить это словами, я знала, что она красива Что-то святое видела я в ее взгляде, походке, улыбке. Другими словами, если бы Дева Мария явилась кому-нибудь, это была бы Джоанни. Мы переехали из нашего первого дома и я потеряла ее след. Но каждый раз вспоминала ее, когда «Коулман Брозенс» приезжал в город. Потом, увидев всех артистов с татуировками на предплечьях и подзадоривающими голосами в их балаганах, заинтересовалась, кто из них плохой отец ангела Джоанни Девон.
Мы с Беатрис покурили травку, покатались на колесе обозрения. Потом посмотрели ролик про сиамских близнецов. Там было два мальчика моего примерно возраста, сросшихся бедрами. Они сидели спиной к спине и смотрели одно и то же шоу каждый по своему телевизору. Розовая рекламка, врученная нам при входе, гласила, что они так родились и родители привезли их на ярмарку, чтобы собрать деньги на учебу в колледже. Глаза близнецов были прикованы к телевизорам, как будто они не знали ничего о том, что сотни людей проходят за веревкой в их комнате, тараща на них глаза. Мне потом было так плохо, что хотелось плакать. Близнецы не пойдут в колледж, я это знала. У меня возникла мысль на следующий день придти сюда рано, до открытия ярмарки и подружиться с ними. Поговорить, может быть, о книгах. Беатрис я ничего об этом не сказала, сказала просто, что у меня угнетенное состояние. Она ответила: «У меня тоже».
Мы вернулись в мой дом, где Питер Додд сказал, что возможно заглянет попозже.
Грузовик Очо Переца стоял на нашем въезде, это означало, что ребята из «Табуна», вероятно, были с Рэймондом.
Когда мы вошли, Рэймонд сидел в кресле и три парня в черном и синем сидели плечом к плечу на диване. Я знала только Очо Переца, сидящего в центре. Большие пальцы его рук были под ремнем, голова – на груди, все они дремали. Рэймонд, услышав стук дверной сетки, поднял голову, открыл глаза, вгляделся, прищурился, взглянув на телевизор. Там мигали серебряные точки. «Эй, мужик, - сказал он, - почему бы ты... тебе... не переключить этот хренов канал?».
«Почему бы тебе не переключить канал, мужик?» - сказал Очо, подняв голову тоже.
«Это мой дом, мужик. Мой телевизор. Хочешь смотреть - переключи».
«Ради Бога, - сказала я, - стесняясь рэймондовской грубости, - какой канал ты хочешь? Я переключу».
«Черт, Бев, - сказал Рэй, - ты дома?».
Я шепнула Беатрис на кухне, что трава делает Рэймонда тормозом.
«Думаешь, она может?» - спросила Беатрис.
«Не знаю. Может быть. Они все вроде тормозные. Взгляни на них».
«Может просто усталые», - ответила она.
«С чего бы? Никто не работает».
«Что энто за шоу?» - спросил один из парней.
«Не знаю», - ответил Рэймонд.
«Не Клинт Иствуд?»
«Хрен там, - сказал Очо, - Если это Клинт Иствуд, то я - Джон Уэйн».
«Джон Уэйн? – гоготнул Рэймонд, - Попробуй Сэла Минео». Очо был маленький, смуглый пуэрториканец, один из немногих в городке.
«Это не Клинт Иствуд, мужик. То есть лицо это, - сказал другой парень, - Ты знаешь, мужик. Это «Стрелок».
«Хорошее шоу», - сказал Рэймонд.
«Сосет оно», - сказал Очо.
Я посмотрела на Беатрис.
Питер Додд вошел через переднюю дверь и Рэймонд сказал: «Пит, дружище мой». Парни на диване взглянули на него.
«Как дела Рэй?, - сказал Пит, - привет, Бев, Беатрис». Он улыбнулся, проходя на кухню. Парни на диване, видимо, не знали или не любили Питера и наоборот. Мне стало неуютно.
Я решила, пора Рэймонду найти работу и прекратить зависать с «Табуном».
На следующий день я планировала, что он будет искать какую-то работу с неполным рабочим днем, может быть нелегальную, чтобы получать пособие по безработице и упомянутый мотоцикл, который мы так ждали, казалось, навсегда застрял в стойле. Доклады Рэя о состоянии этого мотоцикла звучали примерно так: во-первых, парень неуверен, что таки хочет продать его. Потом Рэймонд решил, что прежде чем мы отдадим деньги, парень должен отремонтировать глушитель. Потом этот парень сломал переднее крыло и у него нет денег на ремонт. И т.д. и т.д. Я сказала Рэю, что нужно использовать эту возможность, чтобы накопить денег на поездку по стране. К моему удивлению Рэймонд согласился со мной и почти каждый день ходил на поиски работы. Это было тяжело, не имея машины, снова в одиночку торчать дома с Джейсоном. И что можно было делать с таким маленьким? Мы танцевали под «Сержанта Пеппера», «Белый альбом», «Эбби Роуд». Я лежала на полу, он сидел у меня на животе. Я сжимала его как будто он сделан из пластилина. Он трогал пальцем мой глаз и говорил: «Нос», я говорила: «Глаз». Мы играли в «приготовление торта», «эту маленькую свинку», «приключения паучка». Он пытался подпевать. Я согнула колени, посадила его на супни ног и подняла вверх как акробата. Он засмеялся и упал вперед, я его поймала. Джейсон, когда не спал, проводил у меня на коленях столько же времени, сколько и вне их. Когда он дремал, я читала и перечитывала «Ревекку» и мечтала о жизни в большом доме без детей, у меня была бы только горничная, готовящая мне ванну, пока я с утра за письменным столом пишу золотым пером ответы на письма.