Когда я вернулся на работу три недели спустя, я напомнил Маевскому, что я выполнил его условия, и что он обещал мне мою характеристику. Но ставить мне палки в колеса со своей стороны он на этом не прекратил.
- Я выдам характеристику немедленно, - сказал он. – Все, что вам нужно сделать теперь, это привести вашу жену для собеседования с треугольником.
- Зачем? – потребовал я от него объяснений. – Она здесь не работает. Вам нет до нее никакого дела. И вы не можете что-либо требовать от нее!
Маевский был очень холоден.
- Вам нужна ваша характеристика или нет?
- Вы даете слово, - ответил я, - что после этого собеседования выдадите мне характеристику?
- Да, даю.
Мы пришли в пять на следующий день. Я поговорил перед этим с Ириной. Она очень вспыльчива, и я знал, что она жаждет увидеть этих мерзавцев, чтобы бросить им в лицо их же собственное дерьмо, поэтому я предупредил, чтобы она постаралась быть с ними сдержанной. «От этого может зависеть все. Ты должна держать себя в руках, Ирина. Ты обязана».
Она глухо и коротко рассмеялась – она так смеется тогда, когда очень зла. Ее прекрасные серые глаза смотрели из-под темных ресниц очень сосредоточенно. «Не волнуйся!» - сказала она.
И она была великолепна.
Я был с ней во время собеседования. В начале они пытались выяснить причины, по которым я хотел уехать в Соединенные Штаты.
«Зачем вы спрашиваете меня? Запросите министерство иностранных дел, и они ответят вам все, что вам полагается знать», - отвечал я, понимая, что у них нет полномочий, чтобы делать такого рода обращения. Они отвязались от меня, и обратились к Ирине.
У членов треугольника все вопросы были заготовлены на листках бумаги. По напряжению мышц в уголках рта Ирины я понимал, что она сдерживается изо всех сил, и что огонь вот-вот готов вырваться наружу, но она не предоставила им такого удовольствия. Когда атмосфера накалилась, и с их стороны посыпались многочисленные вопросы, подразумевающие, что ее желание поехать в такое ужасное место, как Америка, связано с отсутствием стабильности в ее жизни, и когда послышались предположения о том, что ее замечательный советский мальчик закончит гангстером и, вероятно, застрелится – она просто опустила голову и смотрела в пол, отчаянно пытаясь взять свои эмоции под контроль.
Они сказали ей, что с ее стороны было предательством не пытаться отговорить меня от этой затеи с отъездом. Она отвечала им односложно. Они заявили, что миллионы были потрачены на ее образование, и сейчас она, по-сути, крадет эти миллионы у СССР, собираясь уехать в Соединенные Штаты. Она снова опустила голову. Когда я пытался сказать за нее, меня обрывали. Все это продолжалось долгие три часа, и, когда мы, наконец, вышли на улицу, Ирина произнесла: «Если ты мне не купишь прямо сейчас бутылку вина, я сойду с ума».
Мы выпили две.