Наконец, в декабре 1970 года, свершился прорыв. В письме из Государственного департамента говорилось, что мой случай является уникальным – как Стелла и утверждала с самого начала. Больше никаких разговоров про «одного из многих, имеющих двойное гражданство».
Но Стелла была уже сыта письмами, идущими в обе стороны, и решила лично обратиться к некому высокопоставленному американскому чиновнику. В Вену прибыл посол Джон П. Хьюмз, назначенный Никсоном. Так как это было политическим назначением, а не карьерным по дипломатической линии, Хьюмз был менее стеснен в своих действиях, чем кто-либо из тех чиновников, к которым ранее обращалась Стелла. Он принял ее лично, с изумлением выслушал ее рассказ, и, узнав всю мою историю до конца, заявил, что «чрезвычайно возмущен».
«Мы что-нибудь сделаем с этим», - сказал он. Судя по всему, он действительно имел это в виду. Он пообещал Стелле, что будет поднимать этот вопрос на самом высоком уровне. Также он попросил ее держать его в курсе относительно новых подвижек в моем деле. В течение нескольких недель он сообщил ей, что назначил встречу с госсекретарем Вильямом П. Роджерсом, и что он собирается просить Роджерса поднять этот вопрос перед верховными советскими руководителями. Также он просил Стеллу сообщить мне о том, что я должен обратиться за выездной визой на постоянное проживание. Посол Хьюмз был хорошо осведомленным и проницательным дипломатом. Он знал, что для того, чтобы привести в движение советских чиновников, я должен теперь показать всю серьезность своих намерений и действовать дерзко.
Члены «треугольника» в министерстве были ошарашены, когда я сказал им, для чего мне нужна новая характеристика. Они затормозили процесс, конечно, в обычном для бюрократии стиле. Но я звонил им каждую неделю. Они продолжали тянуть. В конце концов, они решили испробовать очень странную стратегию. Меня пригласили на беседу с директором издательства, его фамилия была Маевский.
Он сказал: «Послушайте, никто из нас не может понять, почему вы захотели уехать из Советского Союза. Но так как вы настаиваете, то мы, конечно, выдадим вам характеристику. Все, что вам необходимо, это пройти медкомиссию, чтобы она показала, что вы подходите физически».
Я был настолько готов к тому, чтобы дело снялось с мертвой точки, что даже не спросил, какое отношение к моей характеристике может иметь заключение о том, здоров я или нет. Маевский предложил вызвать свою личную машину, чтобы отвезти меня к доктору. Очень великодушно, как мне показалось. Я принял предложение. А дальше произошло вот что: мы остановились напротив государственной психиатрической лечебницы, что находится рядом с Театром Красной Армии. Интересное место, подумалось мне, для прохождения медицинского обследования.
Я был прав. Меня продержали там в течение трех недель. Все обследование, что я прошел, заключалось в регулярных измерениях давления. Главный психиатр на мой вопрос о том, что за чертовщина тут происходит, просто ответила, что «треугольник» попросил ее продержать меня под наблюдением некоторое время. Мою работу мне доставляли в госпиталь. По большей части он был заполнен диссидентами, а не душевнобольными – теми наивными людьми, кто, к примеру, жаловался на коррумпированный «треугольник». Я начал догадываться, куда это все ведет. Дискредитировать меня через нахождение в психиатрической лечебнице.
Свободное копирование
