С этого времени я с головой ушел в свою работу. Я был настроен на то, чтобы найти способ уехать из этой страны, рано или поздно, но на данный момент мне требовалась нормальная жизнь и достаточно денег, чтобы сделать эту жизнь достойной для себя и своей матери. Тяжелая работа была для меня вроде наркотика. Транквилизатором. Число журналов, с которыми мы работали, увеличилось с сорока до шестидесяти, многие из них представляли специальные материалы для Всемирной Организации Здравоохранения. В это время мне пришлось нелегко – нужно было подыскать достаточное количество переводчиков, которые бы сотрудничали с нами на договорной основе и могли бы работать с медицинской тематикой. Я уделял работе много сверхурочного времени. Чтобы увеличить свои доходы, я предлагал свои услуги в качестве фрилансера другим издательствам, и переводил книги различной тематики, включая медицину и спорт. Я начал копить деньги для покупки автомобиля. Я внимательно следил за тем, чтобы у моей матери была хорошая еда. Я приносил ей цветы и делал все от меня зависящее для того, чтобы сделать ее жизнь комфортной. Нередко к ней опять возвращалась мания по поводу моей принадлежности к КГБ, и убежденность в том, что я был вовлечен в заговор, чтобы снова посадить ее в тюрьму, и, по крайней мере, дважды она снова бросалась на меня. Я понимал, что ее нужно госпитализировать, но не мог смириться с тем, чтобы отправить ее в учреждение. Регулярно я ездил за шестьдесят километров в Истру, чтобы увидеться с отцом. Он работал автомехаником, и зарплата у него была очень маленькой. Я при каждом своем визите оставлял ему немного денег. Между нами установились теплые отношения, он был любящим отцом, и отчуждение между ним и моей матерью ужасно меня печалила.
Несмотря на свою нагрузку по работе в отделе, вскоре я начал подыскивать для себя дополнительную подработку. Мне удалось заключить договор на перевод книги по акушерству и гинекологии. Это означало убийственный объем дополнительной нагрузки, но обещанный гонорар мог позволить мне осуществить свою мечту по приобретению автомобиля, поэтому я погрузился и в это.
Однажды на улице я столкнулся со своим старым товарищем и напарником по лагерю – Эдиком Л. Мы бросились обниматься, как сумасшедшие, прямо посреди улицы, среди прохожих, и вновь и вновь хохотали, вспоминая эпизод с сейфом. Потом Эдик произнес:
- Угадай, кто здесь! Феликс!
- А, эта сволочь! Он так напоил меня чачей, что я чудом не провел в Джезказгане остаток своей жизни. Он хороший парень. Давай встретимся, - ответил я.
- И это еще не все, - продолжил Эдик. – Феликс женился на Гале Заславской. Помнишь ее?
Конечно, я ее помнил. В следующие выходные у нас состоялась грандиозная вечеринка, мы пили много вина и вспоминали былые времена. С собой я привел девушку из издательства. Ничего серьезного. Я был намерен жениться, но в то же время я решил отказаться от этой идеи на некоторое время. Частично по той причине, что меня преследовали воспоминания о Гертруде, и частью потому, что я понимал, что в случае, если мне удастся разработать план бегства, то мне лучше быть самому по себе.
На нашей вечеринке Феликс сказал: «Алекс, сегодня кое-кто придет, с кем бы мне очень хотелось, чтобы ты встретился. Один из великих членов нашего Профсоюза. Ты когда-нибудь слышал о Георге Тэнно?»
Все рассмеялись, услышав это предложение. Георг Тэнно был легендарной личностью. Никто другой из всех, кого бы мы знали, не пережил более чем одной попытки побега. Тэнно совершил целых две феноменальных попытки побега, и был все еще жив, чтобы поведать об этом. Громче всех там смеялся я, поведав собравшимся историю о том, как меня избили до полусмерти по причине моего предполагаемого знакомства с Тэнно.
- Ну-ну! – сказал Феликс. – Значит, теперь мы сделаем из тебя честного человека, и познакомим с Георгом Тэнно. Он придет сюда сегодня!
Георг Тэнно оказался худощавым, статным мужчиной, с длинным аристократическим носом и выразительными умными глазами, смотрящими на вас с впечатляющим спокойствием и уверенностью. Мне он понравился. Он крепко пожал мне руку и произнес: «Конечно, я узнал вас! Меня заставляли изучать ваши фотографии. Интенсивно и болезненно. В Лефортово, в сорок восьмом и сорок девятом».
Мы с Георгом Тэнно вскоре стали близкими друзьями. Георг был командиром на флоте, офицером связи с британцами во время войны, и он часто путешествовал с конвоями, осуществлявшими поставки союзников через Архангельск и Мурманск. Во время своего последнего путешествия обратно он сильно подружился с капитаном британского крейсера, с которым его назначили работать. Этот человек после войны дослужился до вице-адмирала. В 1948-м, вспомнив любовь Георга к определенному сорту британского табака для трубки, этот вице-адмирал послал рождественскую открытку в Москву, вместе с порцией табака. В это же самое время Георг проходил специальную подготовку. У него был превосходный английский, и его намеревались отправить в Соединенные Штаты в качестве разведчика.
Но в МГБ решили, что эта рождественская весточка от британского вице-адмирала пахнет конспирацией. Они арестовали как Георга, так и его жену, Натали. Его допрашивали в течение двух лет, в течение которых ему пришлось пережить очень тяжелые испытания. В конце концов, его отправили в Джезказган, а Натали – в отдаленный северный лагерь. Им обоим дали двадцать пять лет за государственную измену.
А затем, после того, как его реабилитировали во время хрущевской амнистии для высших военных офицеров, его тут же позвали обратно его бывшие преподаватели из ГРУ – службы военной разведки.
Они знали его квалификацию, и они хотели, чтобы он вернулся. Но Георг не желал их больше видеть. Теперь он хотел выбраться из России. Ему совершенно не хотелось заниматься шпионской деятельностью от чьего бы то ни было имени. И для того, чтобы избежать как обратного приема в партию, так и службы в разведке, ему пришлось сымитировать душевнобольного. Он потребовал обследования в психиатрической клинике. Он говорил психиатру, который его обследовал: «Понимаете, в тюрьме я много страдал. Меня пытали. Конечно, я преданный советский гражданин, но как только я вижу сейчас жирную морду какого-нибудь партийного чиновника, мне хочется дать ему пинка. Это ужасно. Я понимаю, что это неправильно, но это выше моих сил. Что-то щелкает у меня в голове, и я… Ой, простите!»
В этот момент он ронял на пол спички. Во время беседы Георг нервно крутил две спички между пальцами. Каждую минуту или около того он их ронял. В такой момент он прерывался на полуслове и произносил очень вежливо: «Простите. Конечно, вы понимаете, что мне нужно их подобрать?»
Он бросался на пол, подбирал свои спички, и все повторялось снова.
Вероятно, это было внушающее представление. После многочисленных проверок Георга признали неподходящим для военной службы, и о нем позабыли. Потом он начал работать в качестве редактора в исследовательском Институте Физической Культуры.
Свободное копирование
