Я чрезвычайно тщательно обдумал свое положение. Мне была крайне необходима эта работа, и я им также был очень нужен. Наконец, я решился на смелый шаг. Я написал подробное письмо, описывающее всю мою ситуацию, кроме единственной детали – того, что я солгал начальнику отдела кадров. Я просто констатировал, что Министерству здравоохранения требуется справка, в которой говорится о том, где я работал перед своим арестом, и что мне было запрещено по условиям освобождения идти в посольство.
Я также написал, что мне бы очень хотелось возвратить свои личные вещи из посольства, и, так как я не могу пойти туда самостоятельно, то не может ли министерство иностранных дел, используя свои регулярные контакты, запросить вернуть мои вещи и передать их мне. Этот шаг был задуман для того, чтобы дать американским официальным лицам знать о том, что я жив и нахожусь в Москве. Это был первый шаг к моей репатриации. Одежда, книги и остальные вещи – все это было второстепенным. Существенной необходимостью было осуществить контакт и дать моей стране знать о том, что у нее все еще был живой и дышащий гражданин по имени Алекс Долган.
В своем письме я был честен и прямо говорил обо всем том, что касалось моего рождения и обстоятельств приезда в Москву. Я перечитал это письмо несколько раз. Потом я положил его в конверт и написал «к особому вниманию В.М.Молотова» (министра иностранных дел). Я отправил это письмо, надеясь на удачу.
Потом я пришел в издательство министерства здравоохранения и начал свою работу в качестве единственной в СССР машинистки мужского пола. В конце первого дня мне выдали справку о трудоустройстве, в которой говорилось о том, что я принят на работу, а также там было положение о том, что мне следует обратиться в свое отделение милиции для регистрации и получения военного билета, означавшего постановку на воинский учет.
В справке с места работы из отдела кадров мое имя значилось как «А.М.Довгун-Должин» - таким образом, была увековечена та необъяснимая ошибка в правописании, которую в свое время сделали в МГБ многими годами ранее. В справке говорилось, что меня приняли на работу в качестве машинистки со знанием английского языка и зарплатой в 78 новых рублей.
Фамилия Должин, в отличие от Иванов/ Иванова и других русских фамилий, не указывает на пол человека. Глава домуправления – высокая, полная женщина за пятьдесят – взглянула на справку и произнесла недовольным тоном: «Ну, и почему эта машинистка не пришла сама?»
- Она пришла, - ответил я.
- Так и где она, черт побери?
Я рассмеялся и ответил:
- Прямо здесь. Это я.
Женщина растерялась. Она взглянула на справку, перегнулась через стол и посмотрела на мои брюки, покраснела и, запинаясь, произнесла:
- Простите, пожалуйста, это моя ошибка. Я не поняла, что «она» - это вы.
Что касается воинского учета, то этот пункт меня немного волновал. Вовсе не по той причине, что я предполагал, что с моим давлением и увеличенным сердцем и историей с грыжей меня могут обязать служить хоть в какой-то армии. Но я знал по своей работе в консулате посольства, что по американским законам любой, кто по своей воле служит в чужой армии, может рассматриваться в качестве человека, отказавшегося от своего американского гражданства. Я просто не хотел испытывать судьбу. Я пришел в районный военкомат и сказал дежурному офицеру, что являюсь очень больным человеком с высоким кровяным давлением и слабым сердцем, и обратился за медицинским освидетельствованием с тем, чтобы быть признанным негодным к службе. Мне обещали его провести и сказали, чтобы я не волновался. Пока же мне полагалось носить военный билет – с тем, чтобы в следующем году, когда проводится ежегодный пересмотр статуса военнообязанных, меня полностью осмотрели, и если все, как я сказал, подтвердится – как сказали мне – то меня, конечно же, объявят негодным.
Свободное копирование
