Москва в это время представляла собой гигантскую стройку. Я был уверен, при всем своем опыте в строительстве, что найти работу не составит труда. Но я ошибался. Ежедневные поездки в центр, где я смотрел вывешенные списки на досках объявлений, разочаровывали – все предложения были на простую физическую работу. Хотя я был готов заняться и этим, если мне придется, но я был уверен, что с моими разнообразными навыками я мог бы зарабатывать намного больше – так, чтобы моя бедная мать получила возможность жить в каком-никаком комфорте, а не в этом крошечном и мрачном закутке.
Я выжидал. Появилось несколько вакансий сварщика, но к тому времени, как я обратился за ними, позиции были уже заполнены. Пришел и прошел сентябрь, и мне исполнилось тридцать. Большую часть начала своей взрослой жизни я провел в тюрьмах и лагерях. У меня появилось чувство напрасной утраты, и мной овладело страстное желание добиться некого положения в обществе и зажить приемлемой жизнью, пока у меня все еще есть силы, чтобы насладиться тем, что мне осталось от моих молодых лет. Я хотел жениться и хотел растить детей. Я хотел всех тех вещей, что хочет от жизни нормальный молодой американец. Я знал, что только немногое из этого мне будет доступно в Москве, но я чувствовал, что как только моя жизнь как-то устроится, я смогу вернуться к выработке плана относительно того, как нам вместе с матерью перебраться обратно в Соединенные Штаты.
В середине октября на доске объявлений появилась вакансия, которая выглядела обещающе:
ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ
Машинистка с рабочим знанием английского языка.
Обязательно: уметь пользоваться печатной машинкой с английским алфавитом.
В России просто не существовало такого понятия, как машинист-мужчина. Но я этого не знал. Начальница по кадрам в издательстве Министерства здравоохранения была изумлена, когда я подал ей свое заявление. Я сказал ей, что мне нужно содержать свою мать. Она ответила: «Смотрите, во-первых, зарплата составляет только 78 рублей в месяц (около $75), и этого недостаточно. Во-вторых, это работа для женщины. В-третьих, у вас слишком серьезная квалификация. Разрешите мне вновь посмотреть ваши документы».
Она посмотрела на мою справку об освобождении. Потом прочла характеристику, выданную Лавреновым. Она была благожелательно настроена ко мне и сказала, что у меня очень высокая квалификация и что я вполне подготовлен к тому, чтобы работать самостоятельно в каком-нибудь медпункте, а также что я могу замещать квалифицированных хирургов во многих случаях.
Она спросила меня о моем английском. Я ответил ей, что родился в Нью-Йорке. Я не упомянул о том, что работал в американском посольстве, так как был уверен, что меня бы никогда не приняли на эту работу, если бы знали об этом.
Ее, по всей видимости, чрезвычайно впечатлило все то, что я показал и рассказал ей. Она поведала мне, что при министерстве собираются открыть новый филиал, который будет заниматься медицинскими публикациями на иностранном языке, и они не могут найти никого, кто мог бы возглавить отдел англоязычной литературы, и что я идеально подхожу на эту должность.
- Смотрите, - произнесла она, - почему бы вам не взять эту работу машинистки на месяц. А в это время мы откроем вакансию на должность главного редактора в отделе публикаций. Это хорошо оплачиваемая работа, товарищ, и эту заявку обработают не так быстро. Вот почему я предлагаю вам взять работу машинистки, на время.
- А как насчет того факта, что я был политическим заключенным? – спросил я. – Не будет ли это препятствием? Для такой высокопоставленной должности?
- Вы, должно быть, очень наивны, - ответила она мне с насмешкой. – Вокруг так много высококвалифицированных бывших политзаключенных в Москве, что мы бы не смогли заполнить и половину своих вакансий, если бы отказались от них.
Я подавил в себе желание спросить у нее, какого же черта они отказались от них всех изначально. Но это была не ее вина.
Она продолжила:
- Однако мне нужно узнать, как так получилось, что вы родились в Соединенных Штатах, и где вы работали перед тем, как попали в лагерь.
Мне нужно было быстро найти выход из ситуации, и я принял трудное решение. Я решил солгать. Я сказал:
- Ну, вы знаете, в двадцатые годы в Америке было множество советских специалистов. Мой отец работал торговым представителем там в течение нескольких лет. Мы вернулись обратно, когда мне было два года.
Она записала мою ложь.
- А ваша последняя работа перед тем, как вас отправили в лагерь?
- Я был… - я быстро подумал и солгал снова, - я работал в Министерстве иностранных дел.
Я не сказал, чьих иностранных дел.
Она была впечатлена. Потом она записала еще что-то, а затем сказала:
- Вот и все. Только принесите мне письмо из министерства, подтверждающее, что вы там работали, и я уверяю вас, что вы идеально подойдете на эту отличную работу.
Она наградила меня дружеской улыбкой. Я улыбнулся в ответ, но внутри я чувствовал себя ужасно. Способа раздобыть такое письмо не существовало, кроме как подделать его. Я едва расслышал ее разъяснения относительно того, куда обратиться в понедельник за работой машиниста. Я вышел оттуда в мрачном настроении и отправился до дома пешком, пытаясь по дороге что-нибудь придумать.