Однажды я обнаружил, что среди множества моих измерений есть те, которые ни с чем не сообразуются. «Хорошо, - сказал Марголиньш, - ты это делал, иди обратно и замерь снова». Меня расстроил этот момент, так как мы уже приноровились работать довольно быстро – в том, что касалось резки, изгибания труб и даже предварительной сборки. Но в то же время я был рад уйти, так как это давало возможность отдохнуть немного от физической работы.
Когда я подошел к нужному зданию, усталые и худые женщины, что возили на тачках штукатурку через дверной проем, отказалась впускать меня внутрь. Они сказали, что я смогу войти туда, как они закончат свою работу. Я протестовал и кричал, что их дом все равно не будет сдан, пока мы не установим там водопровод. Одна из женщин махнула рукой в сторону строительной бытовки: «Иди к бригадиру. Если получишь разрешение, тогда мы тебя не задержим». Я пошел к бытовке. Изнутри до меня донесся высокий женский голос – этот голос жестким и не терпящим возращений тоном раздавал задания женщинам-строителям. Казалось, что там был мужчина, но с очень высоким голосом. Я заглянул вовнутрь. Там находилась женщина – мощная, с широким лицом и светлыми волосами, лет тридцати-пяти. Она раздавала свои приказания так, словно бы делала это всю свою жизнь.
«Так, что тебе нужно?» - без лишних церемоний сказала она мне, когда я вошел. Она сидела на стуле, сильно откинувшись назад, сам стул покачивался на двух задних ножках. Ноги у нее лежали на столе. Это выглядело особенно странным, так как все женщины, в том числе и бригадиры, носили короткие юбки поверх длинных штанов, и юбка этой женщины сильно задралась вокруг ее бедер.
- Я сантехник, и мне нужно проникнуть в ваш дом, чтобы измерить его, - сказал я.
- Ну что ж, сейчас внутрь ты не попадешь! – ответила она.
Голос у нее был сильный и звучный, и очень привлекательный.
- Почему нет? – спросил я. Но я произнес это не так сердито, как мог бы. Вся эта сцена и эта необычная женщина показались мне очень интересными – не с точки зрения сексуальности, просто я встретил интересного, полного жизни человека. И я не спешил заканчивать этот разговор.
Не торопилась с этим и она, как выяснилось позже. «Потому что сейчас перерыв на обед. Возьми свою еду и приходи посидеть со мной, расскажешь, откуда ты».
Разговор у нас вышел очень интересный. Звали ее Галя Заславская. Когда советская армия продвигалась по оккупированной нацистами той части Украины, где был ее дом, ее насильно эвакуировали в Вену, вместе со многими другими молодыми украинцами. Там их заставили работать на заводах, обслуживая немецкую военную машину. В этот период она хорошо освоила немецкий разговорный язык, и у нее появилось много подруг среди других австрийских работниц. После окончания войны она осталась жить в Вене со своими подругами. У нее была хорошая работа, и комфортная жизнь, но в то же время она скучала по дому. В 1948 году она начала переписываться со своей матерью, которая осталась на Украине. Мать умоляла ее вернуться. Она писала, что поговорила с официальными лицами, и те убедили ее в том, что ни о чем, относительно ее возращения домой, волноваться не стоит. Галя вернулась. Ее арестовали и обвинили в предательстве. Причина? Она позволила нацистам насильно отправить себя в Австрию. Ей дали двадцать пять лет.
Она была очарована тем фактом, что я был американцем. «Я слышала, что тут есть девушка, в Никольском, которая влюблена в американца-заключенного. Ты об этом что-то знаешь?» - спросила она.
Однажды перед этим до меня доходили слухи о неком американском полковнике, захваченном в Корее, который тоже должен был находиться где-то в Джезказгане, но я так и не смог его разыскать.
- У тебя есть какие-то подробности? – спросил я.
- Нет, - ответила Галя. – Посмотрим, может быть, смогу что-то узнать. Боже мой, я только что вспомнила! У нас же здесь тоже есть американка. Она так хорошо говорит по-русски, что я полностью забываю иногда, что она американка!
Галя вскочила со своего стула. Меня эта новость настолько ошарашила, что я едва мог сдвинуться с места. Около минуты я судорожно пытался сообразить, не может ли это быть моя сестра Стелла, даже несмотря на то, что она должна была бы находиться в безопасности в Англии. «Пойдем, пойдем, - скомандовала Галя Заславская. – Пойдем, ты ее увидишь! Она тоже из Нью-Йорка, как и ты!»
Я выбежал наружу вслед за Галей. Мы пробирались через завалы из досок, битых кирпичей и прочего строительного мусора, обычно имеющегося на стройплощадке, и, наконец, подошли к группе женщин, которые сидели в кружке рядом с мешками с цементом и курили.
Галя выкрикнула:
- Эй, ты! Встречай своего товарища, соотечественника!
Худая, темноволосая девушка осторожно поднялась и подошла ко мне, протянув руку. Ее английский был безупречен.
- Здравствуйте, - произнесла она, - меня зовут Норма Шикман. Я из Бруклина, Нью-Йорк.
Меня охватило странное чувство. Раньше мне казалось, что любая американская женщина мгновенно меня очарует, но по отношению к Норме Шикман я ничего не почувствовал, кроме того, что мне было радостно поговорить о своем доме с кем-то, кто тоже был оттуда родом. Она преподавала английский в Москве, и ее арестовали за шпионаж. Ее история напоминала мою: отца, технического специалиста, пригласили в Москву по контракту, а затем забрали в армию. Мы с Нормой хорошо подружились и часто стали видеться друг с другом – как в лагере, так и позднее, уже в Москве, но ничего большего из этого не возникло. Я спросил ее, знает ли она что-либо про другого американца, который тоже должен был находиться в этом районе, и про ту девушку из Никольского, но она ничего не смогла на это ответить. Мы пожали друг другу руки, как если бы были мужчинами-приятелями, и я отправился на замеры своего дома. Я был уверен, что мы еще встретимся, а она обещала разузнать все, что можно, про другого американца в лагере.
Свободное копирование
