Американец в ГУЛАГе - 172

Глава 25

Нас, по одному, проводили через коридор в стене, мимо будки охранников. У будки было окошко, с проемом, как в банке: окошко с задвижкой. Оттуда выдавались все необходимые документы, сверенные с нашей «молитвой». Снаружи нас ждали грузовики. У всех в нашей группе было приподнятое настроение.

Но по мере того, как время шло, а мы все ждали и ждали без движения, среди нас начали проявляться неуверенность и сомнения. Заключенные в архипелаге ГУЛАГ привыкли к лжи и разочарованиям. Вскоре уже десятки людей в нашей группе принялись обсуждать самые мрачные сплетни: нас в действительности вывозят из лагеря, чтобы расстрелять; нас направляют в Сибирь; нас отправляют в еще даже более ужасный лагерь, чем Джезказган.

Другие, с более холодной головой, напоминали о фотографиях и пропусках, а также о сообщениях «параши», где говорилось про Никольский проект – что он запущен, и возьмет на работы тысячи заключенных. Меня раздражало это ожидание, но оно меня не тревожило. Об этом новом проекте, несколько недель тому, мне рассказал в свое время сантехник по имени Марголиньш,  когда он лежал у нас в госпитале, недолго. И сейчас он сидел тут же, рядом со мной, в грузовике. Я рассчитывал, что он покажет мне кое-что о своем деле перед тем, как я буду вынужден признать, что опыта у меня в этом нет никакого. Так или иначе, но тот факт, что он был здесь, подкреплял мою уверенность в том, что мы действительно направляемся в Николький, и все идет хорошо.

Наконец, грузовики заполнились людьми. Двое охранников водрузили стоячую платформу между нами и кабиной. У них не было автоматов! Это был чудесный знак, предвещавший нам удачную судьбу. Грузовики тронулись. Некоторые украинцы принялись распевать веселые народные песни. Я пододвинулся к Марголиньшу  и сказал ему, что рассчитываю на него.

«Ни о чем не беспокойся, Док, - ответил он с воодушевлением. – Я покажу тебе все, что я знаю. И если у нас будет возможность выбирать себе напарников, почему бы не сказать, что мы всегда работали вместе? Так у тебя никогда не возникнет никаких сложностей». Марголиньш был худым, веселым парнем; я решил, что работать с ним будет хорошо, и сразу же согласился на его предложение.

Примерно через полчаса мы прибыли в поселок Никольский. Он представлял собой мешанину из наполовину достроенных домов. Кучи камня, кирпича и бревен, машины с мешками с цементом, множество рабочих, идущих в разных направлениях. Мы проехали сточную канаву, и тут раздались восторженные крики со стороны сотен рабочих, орудующих лопатами и кирками: все они были женщинами! Вскоре мы поняли, что по большей части на проекте работают именно женщины. Восторженный гул пробежал по грузовику. Вскоре мы остановились около высокого забора с колючей проволокой – там было четыре смотровые вышки, но без капитальной стены. С внутренней стороны находилось несколько двухэтажных блочных домов. Через какое-то время это все должно было стать частью обычного города, который мы и прибыли строить – и, как оказалось, те дома, которые нам предназначено было строить, были и теми домами, в которых нам предписывалось жить. Но квартиры внутри периметра из колючей проволоки не были предназначены для нас. К нашему удивлению, нас направили через дорогу, к другой группе таких же домов, вокруг которых не было никакого забора. Я спросил одного из охранников, для чего предназначалась колючая проволока. Он засмеялся. «Женский лагерь, - ответил он. – Женщины работают тут вместе с мужчинами. Но мы не позволим им шляться по ночам с такими, как вы, сволочами по округе. Они остаются на ночь там».   

Это короткое известие пробежало по нашей группе, словно разряд тока. Мгновенно начали множиться планы о том, как сделать подкоп под стеной, перебраться через проволоку, найти легальный способ пробраться внутрь и выбраться невредимым обратно. Одной перспективы работать бок о бок с женщинами было достаточно, чтобы на всех этих худых, изможденных и в обычных обстоятельствах ничего не выражающих лицах появились широкие ухмылки, и люди принялись оживленно болтать между собой, словно дети. Я был таким же: у меня уже была возможность попробовать это на вкус, и этот вкус был опьяняющим.  

Тем временем нас всех распредели по четверо в комнату, поселив в уже достроенных домах. С собой у нас были наши собственные матрасы и подушки, а в комнатах имелись металлические кровати. Все выглядело лучше и лучше. Я держался вдвоем с Марголиньшем, и нас расселили в доме вместе с другими сантехниками – с целой бригадой сантехников, вероятно, половина из которых имела примерно мой уровень квалификации. В каждом из двухэтажных домов имелось по восемь квартир. Утром нам выдали наши рабочие задания. Двум сантехникам полагалось монтировать трубопровод с холодной водой в восьми квартирах одного дома за семь дней. Для меня это не означало ничего, но Марголиньш был шокирован. «Как они предполагают, что мы это сделаем?» - произнес он с сильным латышским акцентом. 

Но, очевидно, у нас не было времени на то, чтобы сидеть и рассуждать по этому поводу. Нам нужно было либо выполнять норму, либо изобрести некую хитроумною туфту, и на тот момент мы просто принялись за работу, отмеряя длину труб, изгибая их на грубом ручном станке, устроенном на нашем уличном верстаке, отрезая трубы нужной длины, накручивая на них резьбу, надевая переходники и заматывая их уплотнительной фиброй, и так далее…

К концу первого дня мы едва начали делать первую квартиру, и при этом уже не держались на ногах от усталости. С первыми лучами солнца мы уже были на ногах. Мы были убеждены, что единственным способом удержаться на этой «вольной» работе было выполнять норму, или довольно близко к ней подойти. Позавтракали мы еще в то время, когда на улице было холодно. В чае, который заварил Марголиньш, можно было пустить в плавание гвоздь. Марголиньш выпил так много этого чая, что, к тому времени, как мы отправились на работу, он был чрезвычайно возбужден и ужасно жизнерадостен.

«Подожди, и мы это ухватим! Мы это ухватим! Мы никогда не сможем делать по восемь квартир в неделю, но мы подойдем очень близко!»

Но к концу первой недели мы завершили только две квартиры из восьми в нашем первом доме, и мы были сильно утомлены, чтобы продолжать. Очевидно, что никакого дня для отдыха не предполагалось. Я начал подумывать, не задействовать ли нам американские техники по выпуску продукции в своей работе – такие, как я использовал при работе с замками. Теперь у меня не было доступа к повышенным дозам глюкозы, а мой рацион составляла обычная лагерная норма, и я живо представил себе снова такую ситуацию, в которой меня опять будет шатать от дуновения ветра, как на сварочной площадке – если только мы не изобретем некий способ, который поможет нам увеличить нашу производительность. Я предложил Марголиньшу измерить сразу пять домов – сорок квартир – а потом сделать отрезки труб, промаркировав их, чтобы затем приступить к сборке. Я был уверен, что таким образом мы сможем значительно увеличить свою производительность. И, хотя все это было для Марголиньша в диковинку, он просто налил себе еще одну чашку этого густого чая и произнес: «Поехали».

Мы так и не подошли довольно близко или даже просто близко к норме, по которой весь дом должен был быть сдан в течение одной недели – как и никто другой во всей бригаде сантехников. Но нам ужалось значительно продвинуться вперед по сравнению с теми 25% от нормы, которых мы достигли в первую нашу неделю. Мы были настолько утомлены, что наши первоначальные восторги по поводу наличия женщин просто улетучились. Марголиньш часто упоминал в разговоре о женщинах в первые несколько дней. Он повторял: «Вот подожди! Вот подожди, когда выпадут первые нерабочие дни. Мы идем немного выше нормы. Вот подожди!» Но вскоре он перестал говорить обо всех тех удивительных вещах, которые бы он сделал со всеми теми удивительными женщинами, которых бы он нашел. Я часто вспоминал Зою, и очень тосковал по тому влекущему чувству, которое возникло между нами, но на этом этапе я был настолько постоянно утомленным, что знал – если нам и доведется встретиться как-нибудь и каким-то образом найти кровать, чтобы лечь в нее вместе, я просто тут же засну.

В конечном итоге мы пришли к пониманию, Марголиньш и я, что это – самое большее, на что мы способны в своей работе. Мы знали, что идем впереди по сравнению с другими бригадами, благодаря нашей системе – несмотря на то, что те приходили по вечерам и докладывали, что они закончили столько-то квартир, а мы не могли доложить ни об одной, потому что проводили все дни в работе по обрезанию и изгибанию труб, подготавливаясь к финальной сборке, когда бы все пять домов были готовы за раз. И мы стали относиться к этой работе легче - это требовалось для выживания.