Тем временем администрация лагеря пыталась заигрывать с нами, и мы легко этому поддавались, так как слишком много времени прошло уже с тех пор, когда у кого-то из нас в жизни было что-то, вызывавшее удовольствие.
Культбригада все еще разъезжала по лагерям. Меня на время отстранили, после того, как я пришел в лагерь пьяным из города, но вскоре я опять оказался в бригаде, и мы снова усиленно репетировали и работали над тем, чтобы разнообразить наш репертуар, два дня в неделю, по вечерам. В это время мы получили известие о том, что нашу бригаду соединят с такой же бригадой из женского лагеря, также находящегося в Джезказгане, и что несколько женщин из этой бригады пригласят к нам для совместной репетиции в следующий раз. Нас охватило необыкновенное возбуждение. Все наши мужчины в тот вечер были самым тщательнейшем образом выбриты. Всего нас было десять человек, и когда вошли они, то их оказалось двое. Нас привели в здание администрации, которое находилось за пределами самого лагеря, и там произошла эта встреча – в большом зале наверху. С двумя женщинами-заключенными также находился охранник, тоже женщина.
Обе женщины были певицами. Одна из них была радиооператором из Минска, работавшей ранее на станции глушения. Вся ее смена была арестована в ночь, когда часы опоздали на пять минут, и ее смена не успела заглушить первые минуты передачи из франкистской Испании. Она получила пятнадцать лет. Ее звали Зоя Тумилович. Вторая девушка была армянкой по имени Надя, но про нее я так и не смог ничего толком узнать, потому что, как только мы встретились с Зоей, нас словно ударило током. Все эти годы репрессий и лишения в правах, а также полного отсутствия женщин в моей жизни вызвали неимоверное и непреодолимое желание быть ближе к этой женщине. Это была не влюбленность: просто мне было необходимо быть рядом с ней, держать ее за руку, когда это было возможно, флиртовать с ней, заглядывать ей в глаза, делать все, что было возможно, чтобы быть ближе к ней.
Охрана смотрела достаточно вольготно на все, когда наши группы впервые встретились. Нам позволили несколько минут неформально поговорить для того, чтобы установить отношения перед тем, как приступить к репетиции. Таким образом, мужчины по очереди подходили к женщинам – и те, и те были ужасно смущены – и церемониально обнимались, словно это была встреча старых знакомых одного и того же пола. Но, когда очередь дошла до меня, я не смог устоять, чтобы не дотронуться губами до щеки Зои и не прижать рукой сзади ее талию. Она взглянула в мои глаза и на ее щеках вспыхнул румянец, но не подалась назад. Я пристал к ней словно репей в эти несколько минут и дал ей понять настолько ясно, как только это было возможно, что она меня ужасно заинтересовала, и она ответила на это очень тепло. Ко второй или к третьей репетиции мы обменивались очень откровенными взглядами и тайком касались друг друга под носом у охраны. Все это чрезвычайно возбуждало, и в то же время разочаровывало, потому что никакой возможности оказаться вместе наедине у нас не было.
До концерта, который нам предстояло играть вместе, оставалось всего несколько недель. Я был убежден, что во время путешествия между лагерями и ажиотажа во время концерта Зоя и я найдем возможность побыть вместе.
Свободное копирование
