Американец в ГУЛАГе - 166

Глава 24

Это была тревожная оттепель. Большинство из нас были настроены оптимистично. Я в том числе. Но, несмотря на многочисленные признаки изменения к лучшему и определенные существенные перемены, уже имевшие место, среди нас также витало ощущение недостатка равновесия – так, как если бы все эти изменения могли развернуться однажды в обратную сторону, и снова бы подул холодный ветер. Лагерный персонал проявлял явные признаки тревоги постоянно, и наиболее умудренные среди нас, такие, как Адарич, говорили, что встревоженный человек не способен правильно реагировать в критической ситуации, и со всеми этими переменами, что постоянно происходят вокруг, может наступить некий кризис – полностью неожиданный и никем не предсказанный – в любое время. Я спорил с этой точкой зрения. На мой взгляд, чувствовать беспокойство во времена перемен – это нормально для человека. Я говорил, что слухи о бунтах в некоторых из наиболее жутких сибирских лагерей произвели позитивные изменения для нас, и что эти изменения к лучшему, скорее всего, продолжатся. Но Адарич, обычно настроенный весело и оптимистично, серьезно тревожился по причине отсутствия стабильности.     

В госпитале дела, безусловно, шли много лучше. Шкарина больше не было – его выпустили, и Адарич полностью всем заведовал. Уровень смертности значительно снизился в результате сокращения рабочих часов и увеличения рациона, а также по причине более гуманного отношения к нам (настоящего, или просто по случаю) со стороны части охранников. Появившаяся надежда тоже, конечно, на это серьезно повлияла. Человек, имеющий надежду, не умирает так быстро, и многие с двадцатипятилетними сроками начали верить в то, что им не придется отбывать весь свой срок. Я был одним из них. Я был уверен, что моя невиновность, рано или поздно, будет выявлена, и что среди прочих амнистий выйдет и амнистия для невиновных.  Возможно, я был романтически настроен. Если так, то я не был одинок. Если раньше у нас каждую неделю случалась, по крайней мере, одна смерть, которую можно было отнести только на счет отчаяния и полной утраты надежды, то теперь те немногие трупы, что появлялись у нас в морге, оказывались там по причине того, что отказывало старое тело, или старые болезни, оставившие свой след, похищали жизнь у человека после долгих лет недоедания и тяжелой работы. Вирусные инфекции по-прежнему уносили слабых. Несчастные случаи на рабочих площадках стали более редкими, но они все еще случались, и люди умирали от них. Но если раньше у нас в морге было обычно от восьми до двенадцати трупов в день, то теперь там лежали два или три. Отвратительный ритуал раскройки черепов, если еще и существовал, то выполнялся незаметно для кого-либо из нас, и, возможно, был остановлен, хотя трупы по-прежнему грузили в вагоны голыми, с жетонами, прикрепленными к пальцу ноги.

Госпиталь теперь был намного лучше оборудован, а также увеличилось снабжение медикаментами. У нас в избытке имелся пенициллин, и случаи смертельного исхода при бронхиальных заболеваниях резко пошли на убыль.

Еще у нас появился рентгеновский аппарат, а также отделение физиотерапии с лампами для прогревания и другим оборудованием, которым заведовал тощий, как скелет, ученый по имени Карл Райв.

Райв был физиком. Мы звали его доктором, кем он и являлся, хотя он и не был врачом. Каск и Адарич с ним сдружились и пожалели его, когда он поступил в госпиталь в состоянии истощения и полного изнеможения незадолго перед тем, как меня отправили на 51-й рудник. Они решили подыскать для него местечко в госпитале, и когда внезапно к нам прибыло электронное оборудование, они получили возможность аргументировано спорить с начальством, доказывая, что Райв – единственный, кому можно доверить столь дорогостоящее оборудование, так как только он в нем разбирается.   

Райв был немцем. Он и его семья были похищены, и Райва поместили в «шарашку», тюрьму для технических специалистов с облегченным режимом. Но он отказался проводить эксперименты и разрабатывать процессы и оборудование для своих похитителей, даже когда ему сказали, что арестуют его семью. Тогда ему дали двадцать пять лет и отправили в Джезказган, где бы он и умер, если бы Каск и Адарич не позаботились о нем. Он все еще так и не знал о судьбе своей семьи.

Райв был лыс, как бутылочное стекло. Каск решил использовать его в качестве подопытной крысы. Он уже в течение многих лет работал над лосьоном, который бы помог лысым снова обрести шевелюру, и Райв представлял собой случай наиболее лысого человека из всех тех, кто когда-либо попадался Каску. «Вот это вызов!» - любил повторять Каск мечтательно. Но Райв все отнекивался. Он заявил, что был лыс с тех пор, как ему исполнилось двадцать пять (теперь ему было уже за сорок), и, следовательно, ничего из этого не выйдет. К тому же, он уже привык быть лысым, и почувствовал бы себя странно, если бы ему удалось отрастить волосы.

Но Каск был не готов так просто его отпустить. Он спорил, что его «Розовый лосьон» может принести счастье миллионам людей по всему миру, если только он сможет испытать и  подтвердить его свойства. Каск убедил Райва, что испытать лосьон – это его обязанность. Он говорил, что этот лосьон – плод труда всей его жизни, его призвание, и он не может отказаться от такого блестящего шанса провести эксперимент. Также он заявил, что если средство сработает, и если при этом Райв продолжит настаивать на том, что без волос он будет более счастлив, то он всегда сможет побрить себе голову – а также что он, Каск, лично поможет ему в этом. Человек с волосами всегда может побриться, а лысый – не может отрастить волосы, утверждал Каск – и так далее, снова и снова, пока бедный Райв, наконец, не сдался – просто чтобы его оставили в покое.

Забавно – но средство сработало! Хотя у Райва и не отросла шевелюра в полном смысле этого слова, но на голове у него появился пушок, как у только что появившегося на свет цыпленка. Этот пушок можно было заметить только тогда, когда свет падал на его голову сзади. Стричь Райва так и не пришлось, да и этот пушок не вырос длиннее и не стал толще. Каск был в восторге. Это доказывало, что он находится на верном пути, по его словам, и Райв, будучи полон сочувствия и терпения, проходил испытание за испытанием и осмотр за осмотром, в то время как Каск пытался вычислить, что пошло не так и что он делал правильно.