Глава 11
Несколько раз на допросах Сидоров пытался манипулировать мной, обещая лучшую еду, сон на всю ночь и кампанию в камере, если я только признаюсь. Всякий раз, когда он упоминал о том, что я буду помещен в камеру с кем-то еще, я был уверен, что этим «кем-то еще» окажется стукач, и мне нужно будет быть предельно осторожным – ведь обо всем, что я скажу, будет доложено. Хорошо известно, что заключенный, которого долгое время держат в одиночестве, а потом помещают в камеру с кем-то, не может удержаться от разговоров. Но я не мог остановиться, болтая с Орловым. Я сказал себе, что этот человек – стукач, но потом добавил – ну и что, мне все равно, ведь разговаривать – это такое счастье! А Орлов казался таким искренним, таким сочувствующим и таким заинтересованным, что я просто выговаривался и выговаривался.
У Орлова был небольшой запас хлеба и сахара для себя, но он немедленно предложил его мне. «Прошу вас, без колебаний, - сказал он. – Просто съешьте все это. Будет еще». Он был чрезвычайно галантным. Недоумение, вызванное его странным внешним видом, быстро прошло. Я понял, что, должно быть, выгляжу также ужасно. Я почувствовал к Орлову глубокую и сердечную привязанность. И, несмотря на то, что через месяц нас разлучили, и я больше потом никогда его не видел, я сохранил к нему самые теплые чувства.
Первые дни в камере 216 были наполнены сном и разговорами, причем я делал и то и другое за двоих. Выражение «словесный понос» существует и в русском языке: вот он у меня и был. Я рассказал Орлову всю историю своей жизни. При упоминании о моей прекрасной Мери я стал сентиментален и не смог сдержать своих чувств, говоря о том, что она станет моей женой, как только я выйду отсюда. Я хвастал тем, как держал себя с Сидоровым. Помню, что чувство настороженности все же удержало меня от рассказа о моем путешествии в Киев с Диной, но, по-моему, это было единственное, в чем я себя цензурировал.
Орлов удовлетворенно посмеивался при моем рассказе о поездке в Загорск на День Святого Валентина. Загорск – красивый старинный город в восьмидесяти километрах, или около того, от центра Москвы. Там есть несколько средневековых монастырей с церквями, и он пользуется популярностью у туристов. Я, Мери и молодой человек моего возраста из посольства Канады со своей девушкой, которая работала в посольстве Великобритании вместе с Мери, поехали туда на выходные в День Святого Валентина, в 1948 году. Тот канадский парень лег спать со мной в одной комнате, а две наших девушки разместились в другой. После того, как мы улеглись, девушки, вспомнив обычай, просунули под нашу дверь записки с предложением взять их замуж. В записке Мери говорилось, что она обещает сделать из меня замечательного мужчину, поможет уменьшить количество приходящейся на мою долю выпивки, наполнит мою жизнь счастьем и т.д.; если же я ей откажу, то мне придется заплатить неустойку в виде десяти пар нейлоновых колготок, или что-то в этом роде. Проблема заключалась в том, что мы с тем парнем были настолько поглощены нашей беседой, что не услышали, как девушки подсунули записки под дверь. А девушки пошли в свою комнату и лежали там некоторое время, чуть дыша и сдержанно хихикая. Потом, по мере того, как ответа все не было и не было, они все более и более приходили в бешенство. Мы же увидели записки только утром, когда проснулись. Девушки были так разгневаны, что некоторое время не разговаривали с нами.
Мои словоизлияния Орлову состояли из смеси дорогих сердцу, бережно хранимых обыденных моментов - таких, как поездка в Загорск - и горьких, отзывающихся в душе гневом событий только что минувшего ужасного года. Когда я рассказывал об этом, он слушал меня внимательно, с мрачным выражением на лице. Питание Орлов получал сверх рациона – как выяснилось, он был доставлен в Лефортово из лагеря для того, чтобы выдать некую нужную органам информацию. Орлов всегда делил свою экстра-пайку со мной. У него также было немного сигарет, и время от времени он предлагал их мне. Табак был роскошью, которой я был лишен уже много месяцев, и я с настоящим восторгом зажег первую сигарету, хотя она и вызвала у меня кашель и легкое головокружение.