Возвращаюсь к 1929 году, который начался для меня уже в совершенно иных материальных условиях и под защитой и руководством Семинария имени академика Кондакова. По линии, принятой в беседе с профессором Калитинским, я увеличил количество посещаемых мной исторических курсов и даже ввел для пробы некоторые археологические предметы, чтобы понять, как и что делают по этой линии в условиях университета. В 1929 году у меня опять была большая удача в семинаре профессора Горака, где я читал о “Хаджи-Мурате” Толстого. Я довольно хорошо знал как предыдущую, так и новейшую советскую литературу на эту тему. Горак был удовлетворен моим докладом и дал мне награду — 75 крон. Думаю, это было справедливо, потому что сам по себе доклад был интересный, хотя в большинстве случаев опирался на чужие изыскания. В моем докладе о Гоголе собственных заключений было гораздо больше. Кроме того, для третьего выпуска “Seminarium Condacovianum” я готовил статью о Кондакове, основываясь на том, каким он предстает в письмах Чехова.
Эта тема всех заинтересовала и всем понравилась. Неопубликованными письмами Чехова я не располагал, не были собраны и все имеющиеся его письма, но печатался целый ряд чеховских высказываний о Кондакове. При этом я выразил Калитинскому пожелание по ряду пунктов запросить Ольгу Леонардовну, которая знала отношение Чехова к Кондакову. Я написал ей письмо, которое сопровождалось припиской А. П. Калитинского (он хорошо знал Книппер-Чехову как партнершу жены, М. Н. Германовой, в период работы последней в Художественном театре). Калитинский просил ее помочь мне, молодому ученому. Но никакого ответа не последовало. Однако удалось снестись с доктором Альтшуллером-старшим, знакомство с которым доставило мне большое удовольствие, потому что он лечил обоих моих дедов в Торжке.
Вообще он оказался очаровательным джентльменом, подлинным интеллигентом старой русской школы, который всем интересовался, ко всем был внимательным и все помнил. Публикация состояла из нескольких страниц добросовестной сводки. К ней я написал вступление, в котором постарался оправдать это собрание биографического материала о Кондакове. Самое забавное, что Кондаков, оказывается, в свое время в Ялте играл Пимена в “Борисе Годунове” Пушкина — такие забавные человеческие черты, которые раньше не были нам известны. Статья произвела известное впечатление, мои коллеги были поражены быстрым восхождением моей звезды, даже Герман Хохлов, как всегда, двусмысленно пробурчал: “Ну что же, вы существовали для того, чтобы написать эту статейку”. Я про себя все больше удивлялся его уже мало маскируемой неприязнью к моей особе. И хотя мне некогда было обращать на подобные реплики внимание, тем не менее это был факт.
Свободное копирование
