Часам к 2-м был подан поезд из различных вагонов, и мы отправились на станцию Казатин; по дороге была продолжительная остановка, так как в первую очередь пропускались военные транспорты.
На станции Славута кругом по полям было много брошенного подбитого советского вооружения, много было подбитых аэропланов с боками, оббитыми фанерой.
В Славуте было громадное имение князя Сангушко, был замечательный замок, но в 1918 году был убит князь Сангушко и сожжен замок солдатами запасного полка, стоящего в указанном местечке. Для усмирения были посланы некоторые кавалерийские части и один батальон ударного полка Корнилова, где служил я — но это дело прошлого.
Публика в вагонах была самая разнообразная, которая старалась главным образом спекульнуть. Ехал какой- то поляк — инженер с тридцатью рабочими в Киев, надеясь там получить выгодные работы; ехал какой-то чиновник из Восточного Министерства (в прошлом в России был русским, теперь стал немцем, проклинал все русское, так что на этой почве у нас произошли ссоры и он ушел). Указанный чиновник ехал, как он сказал, определить состояние бывших имений, которые могли бы перейти сначала в аренду на многие годы, дальше — в собственность, но пока что будет он искать для себя подходящее, надеясь, что он, зная русский язык, при помощи местных крестьян восстановит хозяйство. Местами на телеграфных столбах болтались повешенные и около каждого моста находились венгры.
К вечеру приехали на станцию Казатин; в прошлые времена это был большой железнодорожный центр; теперь станция уцелела, исключая одного угла; нет великолепного буфета, все серо. На одной стене было написано объявление за подписью атамана казачьих войск с призывом записываться в формируемые казачьи части. С атаманом я познакомился и узнал, что он старый эмигрант, жил все время в Германии, участвовал в каком-то казачьем хоре и поэтому имел черкеску, кинжал и шашку. В дальнейшем у меня сложилось мнение, что почти на каждой станции были атаманы.
До Киева оставалось не так далеко, должна быть пересадка на совершенно разбитой станции Фастов, так что приходилось пользоваться построенными бараками; до отхода поезда оставалось пять часов и мы эти часы спали в указанных бараках, где были возможные удобства и горячая пища. При раздаче горячей пищи были очереди, где стояли вместе и офицер, и рядовой; офицеры не пользовались привилегией, чтобы солдат уступал им место. Дисциплина была образцовая. Среди военных часто слышалась русская речь — это были красноармейцы, ушедшие из Советского Рая.
Поезд был переполнен военными, различными торговками и вышел с запозданием на 2-3 часа, так как на впереди стоящей станции Мотовиловке, был спущен под откос военный эшелон и нужно было очистить путь.