Возвращаюсь к дальнейшей судьбе 3-й Русской Армии;
Нас из Калиша перевезли в район Проскурова и здесь мы встретились с петлюровцами. Петлюра произвел мобилизацию волынцев и мобилизовал до 200 тысяч бойцов, но все они разбежались и осталась одна Директория без территории... Некоторое время мы покрутились в районе деревни Зеленцы. Польским правительством было сделано все против нашего соединения с генералом Врангелем и мы должны были вернуться обратно в Польшу. Было несколько исключений, но о них я не буду вспоминать.
Польскую границу мы перешли в районе Подволочиска вместе с остатками петлюровцев. С нашим полком были «чернослышники» с полковником Дьяченко, ярым врагом «москалей». По пятам за нами наступала конная группа красных Котовского, которая, желая настигнуть нас, в некоторых местах переходила границу.
Мы, перейдя ее, были уже как интернированные, должны были сдать все вооружение, лошадей. Но до сдачи мне удалось продать 7 наших лошадей местным евреям, благодаря чему моя пулеметная команда продолжительное время была обеспечена лучшим продовольствием.
Здесь и закончилась наша, того времени, вооруженная борьба с интернациональным коммунизмом, с передышкой до 1939 года.
Кормили интернированных очень плохо: один хлеб (2х/2 фунта на трех человек) и селедка. Y местных жителей было запрещено брать что-либо под страхом расстрела, но они относились к нам лучше, чем к полякам. О старой Русской Императорской Армии здесь остались самые лучшие воспоминания, тогда галичане были друзьями России и, в противоположность веяниям настоящего времени, что произошло из-за пропаганды поляков и немцев.
В районе Тернополя мы простояли около двух месяцев, не имея права его посещать, а ведь было время, когда по этим местам я шествовал в рядах нашей победоносной Армии, под знаменами с двуглавым орлом. Наши условия жизни теперь, конечно, были несравнимы с жизнью в большевистских лагерях Рязани, но все же это надоело.
Наконец, нас перевели в Остров Комарово Ломжинской губернии и поместили там в старых казармах старой Русской Армии.
Расположились мы сносно; семейные офицеры получили квартиры в старых офицерских флигелях, но без обстановки. Кормежка была сносная. Появилось ИРО; из лагеря с пропуском можно было выходить на целый день; мы стали обзаводиться знакомыми, представилась возможность подрабатывать.
Приезжали к нам в лагерь Савинков и проф. Одинец, вели они свою пропаганду о социализме, понося все прошлое. Появился и полковник Гнилорыбов, уговаривавший казаков возвращаться на Родину. И начались всякие склоки и доносы; в результате генерала Бабошко и нескольких офицеров польская разведка увезла в Торунь. Савинковцы сняли погоны, другая же часть лагерников, в том числе и я, продолжали их носить. Но через некоторое время после того, как Одинец получил от меня по физиономии, должен был и я с несколькими единомышленниками уйти из лагеря.
Свободное копирование
