***
В три часа ночи глухие громовые удары, страшный скрежет и треск заставили меня подпрыгнуть на постели.
- Пробоина, - испугался я и с ужасом прислушался. Была полная тишина. Теплоход стоял неподвижно. Шума льющейся в пробоину воды не было слышно. Я выглянул в иллюминатор и опешил. Рядом с иллюминатором была навалена груда брёвен.
Мои соседи повскакивали с постелей и побежали выяснять, что случилось. Оказалось, что мы наскочили на плот. Было три часа ночи. Мимо плыли счастливчики, радист запрашивал их о помощи, но они плыли мимо и, казалось, смеялись над нашей беспомощностью. Две попытки сойти своим ходом оказались безрезультатными. И только перед восходом солнца, какой – то старый, ещё колёсный буксир стащил нас с плотов.
Утром нам объяснили, что нам крупно повезло, мы отделались лишь лёгким испугом. Нам повезло потому, что мы попали в щель между связками брёвен. Мы не повредили ни днище, ни винты. И сняли нас очень быстро. В худших случаях снимают неделями. А случилось всё из-за неправильного освещения плотов.
И вот пик нашего путешествия – Москва!
В Москве я был в 1959году. Те пять дней, что мы провели в столице, показались мне сном в бреду. Такое сильное впечатление произвёл на меня этот город. В тот год, последний год, когда в мавзолее лежали Ленин и Сталин. Мы очень хотели попасть в мавзолей, но только случай помог осуществить это желание.
И вот я снова в Москве. Нам организовали пять экскурсий: в Диораму «Оборона Москвы», на ВДНХ, поездка по городу, в Оружейную палату, по Кремлю.
Я очень быстро освоил схему метро, и мы с Валей оставили экскурсионную группу на ВДНХ.
В первый день накрапывал дождь, и мы прятались от его неожиданных атак в магазинах.
На ВДНХ мы пообедали сосисками с кофе и поехали в центр. Валя подарила мне на память смешную куклу – певицу. И я долго хранил её, и потом когда она попадалась на глаза, комок подкатывал к горлу.
Мы бегали по магазинам, я больше из любопытства потому, что несмотря на строжайшую экономию на себя, я с радостью тратил деньги на Валю, и мой «золотой запас» неумолимо иссякал. Я даже однажды подумал: «Не вытащили ли у меня соседи десятку», уж слишком быстро таяли деньги.
Вечером мы забрели в парк при речном вокзале. Здесь я впервые поцеловал её, потом ещё и ещё. Она не отвернулась, не отодвинулась от меня, но поцелуи почему-то не получались, в них чего-то не хватало. Но я понял это позже, когда на следующий день вечером поцеловал её на палубе теплохода. Она так потянулась ко мне, и ответила с таким чувством, поцелуй получился таким сладострастным, что во мне аж всё закипело, и я до следующего вечера ходил сам не свой.
Как я ни старался внушить себе вдохновение, на меня не произвели особого впечатления, которое я ожидал, ни «Оружейная палата», ни «Царь колокол», ни «Царь пушка».
Больше понравились рисунки на фарфоровой посуде и ночные горшки, один из которых имел дно – зеркало.
Понравились мне царские кареты. Одна своей ветхостью, убогостью и слюдяными стёклами. Другая – большими размерами и неуклюжестью (более поздняя).
После экскурсии мы бродим по солнечным улицам Москвы. В кафе не попасть, и мы на ходу покупаем по «Городской» булочке и кусок «Любительской» колбасы. Я режу его ножом, и мы на улице съедаем всё это, запивая шипящим лимонадом. Вкус этой, ещё тёплой с завода, хрустящей своей корочкой булки и необыкновенный аромат качественной колбасы я чувствую на своём языке до сих пор.
Накануне приезда в Ярославль Валя почувствовала себя плохо, поэтому на экскурсию идти отказалась. Мне не хотелось уходить без неё, я судорожно решал, как быть, пока экскурсия ещё не уехала. Но тут Валя попросила меня оставить её, сказала, что обратится к врачу, и будет лечиться.
- Ты иди, а то вдруг это заразная болезнь и я заражу тебя.
Свободное копирование
