***
Тихая деревушка Плёс находится в очень живописном месте. Я с интересом кинулся осматривать холмистые окрестности, таская за собой Валю. Когда-то здесь ходил Левитан, выбирая подходящее место для картины. Я помнил его картину «Плёс» и старался найти то место, с которого Левитан смотрел на эту деревушку. Я понимал, что за десятилетия многое поменялось, но я нашёл, приблизительно, то место.
Мы ушли раньше всех, не желая терять времени, а большая часть группы осталась ждать экскурсовода. Потом, по их рассказам, они узнали много интересного об этом месте, но я не пожалел, что не пошёл с ними. Я тащил за собой Валю по скользким, крутым тропинкам и мне ничего больше не было нужно. Я рассказывал Вале всё, что знал о Левитане, о его картинах, запечатлел на киноплёнке самые красивые места.
Я рассказывал очень многое, возможно несколько по-своему интерпретируя, или даже искажая действительные события. Может, некоторые факты я дополнил своими фантазиями, о чём я честно предупредил Валю.
- Ничего, ты рассказывай. Я ведь об этом, совершенно никогда не слышала.
И я говорил, говорил… Меня вдохновляли купола церквей, я вспоминал их на полотнах картин и это возбуждало мой мозг, мои фантазии.
Валя была удивительным слушателем. Её всё удивляло, она всё воспринимала с неподдельным интересом так, что вдохновляла говорить и не останавливаться.
В один из солнечных дней мы остановились на лоне природы. На причале уже стояли два теплохода и один из них «Советский Союз». Это был один из трёх самых больших речных теплоходов в стране.
Я отправился с Валей в этот хвойный лес. Удивительное чувство охватило меня там, особенно, когда рядом красивая девушка. Я обнимал её за талию, мы шли, и мне казалось, что нет на свете никого и ничего. Есть только этот лес и она. Мы зашли не так далеко, но потеряли направление и поняли, что можем заблудиться, если что нибудь не поможет нам сориентироваться. К счастью, теплоход за пол часа до отплытия начинал подавать сигналы. Мы вышли из леса в пшеничное поле в стороне от пристани.
Мы шли вдоль колосящейся пшеницы, и я рассказывал тут же выдуманный детективный рассказ, очень неудачный, даже плохой рассказ. Но она дышала одним дыханием со мной и ей не нужно было ничего, только бы слышать мой голос. А я держал её под руку, и мне было так приятно её неподдельное удивление, что я готов был на всё, лишь бы вот так идти с ней рядом и видеть её удивление.
В Куйбышеве, ещё в первой половине пути, я сидел с Валей на скамейке набережной.
Я прочитал ей вариант своего «Евгения Онегина», «Орехина» - так я называл свой стихотворный опус.
Находясь под впечатлением написанного, Валя спросила, а смог бы я написать для неё стихи? Я спросил: «О чём»?
- А всё равно, лишь бы я знала, что они написаны для меня.
Я сказал, что это очень трудно, что я не профессионал и не могу выдавать рифмы экспромтом. Что мне нужно довольно долгое время, чтобы тема стихов созрела. Потом ещё время, чтобы мысли устоялись. И потом, я гораздо лучше пишу, когда у меня плохое или тоскливое настроение. А сейчас, с тобой, у меня нет такой тоски.
И все же я пообещал, что обязательно напишу.