Моё детство
Мои первые вразумительные воспоминания связаны с Карелией, когда отец еще служил в армии. Помню какую-то прямую дорогу от дома до виднеющегося на горизонте железнодорожного переезда, которая, как все говорили, длиной была ровно в 1 километр. Помню деревянные качели рядом с деревянным домом. Дровяная печка на кухне. Помню, как мы уезжали куда-то навсегда, и я прощался со своим другом Юрой Грушиным. Потом ни разу мы не встречались. А было это в 1954-55 гг. Суо-Ярви, Парос-Озеро, 47-й километр, Костомукша….
Потом был Мурманск. Вид на залив с высокого берега навсегда сохранился в моей памяти. Внизу под нами город, на другой стороне залива видны портовые краны. Жили мы в бараке, которые (видимо вместе с воинской частью) находился высоко, и глубоко на континенте так, что торец залива был нам виден. Жили коммунально, много семей в одном коридоре.
Батальон был где-то рядом, т.к. военные люди всегда находились в кадре памяти. Помню подготовки к очередным праздникам. Офицерские жены готовили закуски. Какие-то муссы застывали в прихожей. Холодцы. С колбасой было труднее.
Там я первый раз попробовал вина. На каком-то празднике захотел попить со стола, ну а там… По-моему, ничего страшного тогда не произошло.
Потом помню, что я нашел и взял поиграть какие-то деньги, которые потом все долго искали. Я подождал, а потом вернул.
Катались по льду со скалы, и в очередной раз, проезжая, я зацепился хлястиком пальто за выступ скалы, и … повис. Висел долго, пока не сняли.
Из Мурманска мы приехали во Мгу, вместе со строительным батальоном железнодорожных войск N 01375. Странно, но я не помню переезда из Мурманска, а это ведь большой путь.
Во Мге сначала жили на улице Луганской в бараке. Именно туда приезжал в гости Данила Лукьянович.
Оттуда я пошел в школу, которая была на месте нынешнего дома на другой стороне ручья, у которого находится первый огород (ну, где парники, цветы, клубника). Первая учительница – Иванова Валентина Васильевна. Сохранилась фотография первого класса вместе с учительницей, там уже многие будущие одноклассники – Тузов Витя, Кузьмин Миша, Тимофеев Витя, Никитина Наташа и другие. Такое впечатление, что только в третий класс я перешел в районную школу, в центр Мги.
Как только пошел в школу, так мы и квартиру получили на Шоссе Революции в доме 40, кв. 9. Тогда отец еще служил, т.к. иначе бы не дали квартиру. Но, говорят, что возникла необходимость возвращения в Мурманск, и предложили отцу вернуться надолго и с семьей. Отец отказался и был вынужден выйти в отставку. Это какой-нибудь 1958-59 год. Потом ему было уже труднее, став вольнонаемным, зарплата упала, всякие военные привилегии и добавки исчезли. Но главную задачу отец выполнил ценой своей карьеры – семья утвердилась вблизи Ленинграда. Я всегда об этом помню, и дети не должны этого забывать.
Детские дворовые воспоминания ярки до сих пор.
Квартира была хорошая – две комнаты, кладовка, кухня и ванная комната, совмещенная с туалетом. Я сразу облюбовал кладовку, где мне постелили тюфячок, и я там ночевал. Там была отопительная труба, которая поднималась наверх в такую же кладовку к соседям. В результате с Толиком Пархитько мы очень эффективно перестукивались по этой трубе.
Там же я собрал свой первый транзисторный радиоприемник, но это было много позже.
Одно из ярких воспоминаний тех лет – Слава Зайцев на велосипеде «без рук» быстро ездил по дороге и пел модную песню: «Ландыши, ландыши, светлого мая привет…». Вскоре Слава умер от заболевания печени, а был он не на много старше нас. Его мама, тетя Вера Зайцева, долго потом жила в угловой квартире 40-го дома.
Вокруг дома были залежи боеприпасов. После войны прошло всего 13-14 лет. Самые смелые ездили в Турышкино, под Малуксу. Оттуда, говорят, тогда вообще можно было на танке приехать. Только чаще этих героев оттуда привозили в мешках и по частям. Я там ни разу не был, но вокруг дома мы без труда находили патроны, головки ПТР, артиллерийский порох в виде макарон, мины.
Любимым занятием было разложить костер на маленьком плоту, положить туда противотанковую головку, пустить по реке и сопровождать плот по берегу перебежками. Где-нибудь «на узенькой» рвало, и все были довольны. Огородов по берегу реки тогда еще не было, и особой опасности для населения наши опыты не составляли, только для нас – дураков. Взрывное дело было совершенно обыденным, но бесцельным. Если бы это происходило сегодня, то мы быстро бы навели порядок где угодно.
Занимались рыбалкой, спортом – волейбол, футбол, хоккей на пруду зимой, лапта, городки, позже – настольный теннис и баскетбол, т.к. они требовали более сложного и дорогого технического оснащения.
Клюшки для хоккея мы сами вырезали в лесу, только много позже появились первые фабричные. Помню, стоила она 2 р. 20 коп. Моя первая клюшка по незнанию была предназначена для хоккея с мячом, но все равно, это было счастье.
Мне не нравилась жуткая, лошадиная беготня в футбол, которой занимались многие мальчики, где в большинстве все сводилось к толканию, битью по ногам и дракам в результате. Я предпочитал технические, стационарные виды спорта. Позже, когда возникла возможность посещать спортзал в батальоне, я, помню, достиг некоего вполне вразумительного уровня по баскетболу, когда процент попадания с дальних дистанций был близок к 100%. Время показало, что друзьям, склонным тогда к силовым и не очень корректным приемам в дворовом спорте, это не помогло «по жизни». Нет, не помогло!
Собирали грибы… Грибов и рыбы тогда было еще много.
В прозрачной воде кололи усатиков вилкой, под камнями сидели налимы, бычки. Было много окуней, ерши, ловить было интересно. Иногда попадали и щуки.
Мы ходили со спиннингами по берегу реки и приобретали первый опыт в курении – выкуривали целую сигарету, а затем долго валялись зеленые в ближайшей воронке от военного снаряда, пока не приходили в себя.
Весной расставляли донки по берегу, и перед школой проверяли их, собирая налимов. Перед школой же пробегали по ближайшим лесам и собирали урожай подосиновиков. Важно было, кто первый придет в тот или иной осиновый лес. Наиболее активными грибниками были Толя Пархитько, Валера Муравьев, Валера Дузев.
По реке плавали на лодке дяди Леши Лапина. Однажды втроем с Игорем Лапиным и Бивнем (Саша Осипов) в мае месяце, по высокой воде поплыли вверх по течению к «горбатому» мосту. А там запруда, поднимающая уровень воды примерно на метр, водопад, водоворот. Ну, мы и пристали бортом к водопаду. Лодку мгновенно перевернуло, мы удачно катапультировались, но сразу оказались под лодкой. Хорошо, мужики по берегу рыбачили хариусов наметками. Вытащили нас друг за другом. Не окажись никого рядом, некому было бы и писать сейчас.
Еще одно занятие – лазание по деревьям. Те сосны за рекой и сейчас стоят, правда, уже без нижних веток. А тогда мы с них не слезали. Было особым шиком залезть на самую верхушку и быстрее всех. Позже это занятие приобрело практический смысл - мы стали собирать еловые (или сосновые, уж не помню) шишки для сдачи за какие-то копейки в кооперацию. Метод сбора был придуман нами самый варварский – один из героев залезал не высоченное дерево и просто спиливал вершину, которая падала, чуть не увлекая отважного пильщика за собой. Внизу орда налетала, срывала шишки и двигалась к следующему дереву, решая по дороге – кому лезть теперь.
Зимой еще были лыжи и коньки. На лыжах мы старались съехать с самой жуткой кручи, тем более, что и ландшафт тогда был все-таки более пересеченным (или мы были меньше…). Это сейчас все заглажено, а тогда все спуски в реку, в ручей были иссечены лыжнями. Угол спуска в некоторых случаях немногим отличался от 90 градусов. Такие спуски действительно были опасны. Траектория с высокой кручи стремительно опускалась в реку, пересекала ее по заснеженному льду и стремительно возвышалась на дальний берег реки, где бесстрашный лыжник выпрыгивал в высоту на метр-полтора.
А еще строили специальные трамплины из снега.
А гонки по лесу представляли особый интерес. Народу на лыжах за рекой всегда было много, а в выходные просто не протолкнуться.
Уроки физкультуры в школе зимой обязательно проходили на лыжах.
Мы реально сдавали нормы ГТО – «Готов к труду и обороне», и ГЗР – «Готов к защите Родины» и в том числе по лыжам. Дорогой Виктор Васильевич Лопотов – учитель физкультуры, вечно ходил с обмороженным лицом.
На коньках же мы «гоняли» по дорогам. Никто их тогда (да и сейчас) не чистил и не посыпал. Транспорта было мало. Поэтому дорога представляла собой почти идеальный каток. Коньки на ноги, и бегом во Мгу в магазин. Тогда это было нормально.
Летом – плавание. Ныряли на расстояние. Пятнашки в воде. Плавали мы хорошо, а ныряли еще лучше. Строили вышки на берегу и красиво сигали с них в самые глубокие места.
Наш 40-ой дом был первым, а затем стали строить другие. Сейчас их пять. Все они были построены в моем детстве и по каждому из них мы бегали в период стройки с риском свалиться и сломать шею.
Сначала в домах были дровяные печки, а туалеты были на улице, т.к. водопровод еще не работал. Да и отопления сначала не было. Готовили на керосиновых примусах, во дворах пилили и кололи дрова, которые хранили в сараях. Откуда бралась вода в квартире я точно не помню, из колодца или же все-таки работал водопровод. Но помню, как топили «титан» и мылись в одной воде, напущенной в ванную – сначала дети, потом взрослые.
На месте нынешнего дома N 38-а было автохозяйство, свинарник - территория батальона, которая была огорожена забором из горбыля, набитого на продольные доски. Пробивших гвоздей, понятно, никто не загибал, а мы опасно путешествовали по этим доскам вдоль всего забора, держась за вертикальные горбылины. В результате, у меня до сих пор на правой лодыжке длинный шрам как от сабли, полученный при падении с забора торчащим гвоздем. Я видел свою кость, и затем все лето не купался и ходил на перевязки.
Памятна денежная реформа 1961 г. На другой день после реформы, утром, все искали завалившиеся монеты, которые сохранили свое достоинство, т.е. стали дороже в 10 раз. Искали по всей квартире, долго. Тот год можно было переворачивать вверх ногами, и ничего не менялось. Я ходил в 4-ый класс.
Помню, как ездили с отцом в Ленинград на паровозе. Прямо напротив Московского вокзала, на другой стороне Лиговки, тогда была чебуречная (или не так называлась…). Там отец покупал чанахи, мы обедали и ехали домой. Во Мге высоких платформ еще не было, мы спускались из вагона на землю и в темноте шли к дому по рельсам
Успеваемость и поведение в школе – это отдельный разговор. Было поведение и прилежание. Первое у меня было ниже второго. Мне всегда было лень держать в голове не нужные в данный момент знания, и это свойство сохранилось на всю жизнь и развилось. Лучше всего я был подготовлен к экзамену по русскому языку в 8-м классе. Писали сочинение на тему «Ваш любимый поэт». Я написал: «Не люблю поэзию». Поставили «4». А в конце обучения мне даже аттестат не выдали на выпускном вечере – по сумме результатов. Пришли родители, всем выдавали аттестаты в торжественной обстановке, а мне, и еще некоторым, не дали – какую-то биологию досдать надо было – пестики и тычинки. Но зато, по законам диалектики, а в это же лето поступил в Бонч, а многие так и остались на всю жизнь с аттестатами о среднем образовании, выданными в торжественной обстановке. Нет, не смогли школьные учителя (как, впрочем, и институтские позже) привить мне интерес к учебе. Не смогли главного – вразумительно объяснить: зачем это нужно. Только много позже, после института, я понял - как интересно заниматься творческой, научной работой. И продолжаю это всю жизнь…
Первый телевизор «Нева» у нас появился в начале 60-х годов. Большие белые колесики справа и слева от экрана внизу регулировали громкость и яркость. Сейчас невозможно представить жизнь без телевизора, но я помню тишину по вечерам, когда не было никакого звука, все сидели молча, а затем ложились спать. А в деревне в это время еще и света не было, не говоря о телевизоре – это я тоже помню. С появлением телевизора всё изменилось. Сначала, помню, была одна программа. Смотрели кинофильмы по вечерам, а дневного или утреннего вещания тогда вообще не было. Когда запустили вторую программу – появилась возможность выбора, и возникли конфликты – что смотреть? В те годы самым популярным продуктом были, безусловно, чемпионаты мира по хоккею. В перерывах вы выбегали все в подъезд и обсуждали ход матча. Наши били всех. Чехи – Недомански, Поспишил, Черны… Шведы – Тумба Юханссон. Страсти в подъезде кипели жуткие.
Тогда все держали огороды, чаще всего по два - на одном, чаще всего за рекой – картошка, а на другом – клубника, ягоды, трава. Это длилось всю жизнь, сколько я помню. Каждую весну – копать, сажать, затем окучивать, полоть, еще окучивать, выкапывать, носить в погреб – и всю зиму оттуда приносили по ведру домой. Там же, в погребах, хранились огурцы в банках, грибы, если были, капуста в кочнах. А мы, пацаны, конечно картошку воровали у соседей - выкапывали прямо с поля, и пекли в лесу на кострах.
Люди мы все были военные, и поэтому «тревоги» по ночам были привычным делом. Конечно, чаще всего, о них все знали заранее, но, все равно я с трепетом вспоминаю, когда ночью звонил телефон - «Тревога!», и отец бежал в часть, одеваясь по пути… Ему, я думаю, это шутками не казалось, ибо за плечами была война, с первого и до последнего дня. А еще были торжественные построения в части по праздникам – тоже серьезное мероприятие. К нему готовились, папа чистил пуговицы на кителе и на шинели асидолом, а мама пришивала подворотнички. Потом, после построения, устраивались праздники с соседями, иногда, по большим праздникам, родители уходили в батальонный клуб – там была торжественная часть, а затем банкет и танцы. На другой день к нам приходили соседки, и долго обсуждали особенности вчерашнего вечера – кто с кем, кто что сказал…
Военным клубом в батальоне заведовал старшина Акопян. «Акопян, ты чурка» - говорили мы, глупые пацаны. «Нет», отвечал он с акцентом, улыбаясь – «Я не чурка, я дров». Мы часто ходили в кино в батальоне. Мама рассказывала, что Акопян после армии основался где-то рядом, в Сологубовке что ли.
Я много читал, и тем самым воспитывал свои эмоции, закладывая фундамент будущей жизни. Любимые книги: «Огненный шар» Немцова, весь Беляев - «Звезда КЭЦ», «Голова профессора Доуэля», «Человек – амфибия» и другие, Гриневский Александр Степанович – испортивший своим романтизмом всю мою жизнь, ибо потом в реальности все оказалось не так; «Непобедимый» Станислава Лема был настольной книгой многие годы, а также «Туманность Андромеры» Ивана Ефремова; ну, само-собой - «Всадник без головы», «Айвенго». Позже я с большим удовольствием прочел всего Леонида Леонова, Савву Дангулова и многое другое – Пикуль, «Цусима», «Порт-Артур» - всего не упомнить, читал много. На наших классиков тогда руки не поднимались, т.к. школьная программа отбила желание на всю жизнь.
С самых молодых лет во мне возникло желание играть на гитаре, я хорошо помню это чувство. И когда мама друга и одноклассника Миши Кузьмина тетя Маруся вдруг как-то заиграла на гитаре – восторгам моим не было предела. Это были первые звуки, аккорды, которые затем вылились в многолетнее и пожизненное увлечение, систематические занятия, стояние на сцене в студенческие годы.
Параллельно начиналось радиолюбительство с Витей Тузовым и Мишей Кузьминым. Мы ездили в Ленинград за радиодеталями, разбирались в тогдашней схемотехнике, зачитывали до дыр журналы «Радио», пытались построить то радиоприемник, то усилитель. Я свой приемник все-таки построил, и гордо демонстрировал родителям еще на старой квартире. А Миша хотел усилитель, но так Бог и не дал ему этого результата – сначала это стало неактуальным где-то начиная с 80-х годов, а затем жизнь взяла свое – женитьбы, дети, работа, алкоголь – как-то отвлекли моего лучшего друга от высокой цели, а жаль…
Начинались школьные вечера с первыми танцами с девочками. Ира Герасимова уже играла буги-вуги на школьном пианино. Мы начинали ходить на танцы в Дом Культуры, а по большим праздникам там проходили «Балы», по рубль-двадцать. Уже появлялись первые хулиганы – Шмага (уж не помню его имени) – «дай-ка 20 копеек…», Коля Беликов – закончил суворовское училище, но долго не прожил – сразу после армии то ли умер, то ли убили; Витя Григорьев (Колбасник) – продержался дольше, до недавнего времени благополучно жил на 45-м, до инсульта…
Начинались первые походы на 45-й километр, к Васе Бровцеву. Там организовывалась большая и теплая компания, которая просуществовала много лет, да и сейчас я иногда заезжаю. Никого уже нет, практически, но в памяти все стоят стройными рядами: Валера - Большой, Горох – его брат, Нелечка Болтовская, Люба Игнатьева, Гриха – её непутёвый брат, сёстры Григорьевы, Сережа – кайф и многие другие – упокой Господи, души ушедших, а живым – дай долгих лет…
