Я давно задумалась, куда, в какую школу её отдавать. На нашей улице были четыре школы. Одна – для умственно отсталых детей. Другая, не десятилетка, меня испугала, когда я услыхала, как младшие ученики в школьном дворе ругаются матом. В третьей школе учились не лучшие дети из нашего дома. Поговорив с их родителями, я поняла, что и преподавание там среднее. Процент поступивших в институты выпускников этой школы не велик. Была подальше от дома ещё одна физико-математическая школа. Способности к математике у Анечки были, не то, что у меня. Однажды, только-только заговорив словами, а не междометиями, Аня, увидела за завтраком у себя на тарелке одно, любимое ею, яйцо, а у меня – два. «Да... У тебя два...» - с укором сказала мне она. А ведь её никто ещё не учил считать. Потом она сама как-то быстро научилась считать до десяти, хорошо считала палочки, умела прибавлять и отнимать единицу. Я уже думала отдать её в ту школу, но, вдруг, там разразился скандал. Преподаватель физики вёл и кружок по фото. Во время занятий кружка его поймали на том, что он фотографировал голых мальчишек и соблазнил несколько из них. Физика, конечно, выгнали с работы, посадили за растление малолетних, но мне уже расхотелось отдавать туда Анечку.
Школа эстетического воспитания, на которой я остановила свой выбор, находилась на Хавской улице, как раз напротив моей работы. Хоть и надо было ехать в неё на двух автобусах, но там и преподавание, и контингент учеников был лучше. А с первого класса там, ещё не умеющих читать детей, начинали учить английскому языку. Школа-десятилетка была экспериментальная при Академии педагогических наук.
Илюша одобрил мой выбор, и с шести лет Аня по вечерам три раза в неделю стала ходить в подготовительный класс этой школы. Там были уроки музыки, танца, рисования, лепки, был хор. За 25 рублей в месяц профессионалы развивали творческие способности детей. Педагоги были довольны развитием девочки. Особенно отмечали её необычные работы по рисованию и лепке. А Анечке нравились все занятия.
1983-й год. Наступила последняя весна перед школьным десятилетним марафоном. Чтобы поступить в первый класс этой школы, Анечке надо было пройти собеседование с учительской комиссией. Педагоги говорили, что у детей, проучившихся год в подготовительном классе, никаких проблем при поступлении не будет.
В день экзамена вестибюль школы гудел от детских и взрослых голосов. Конкурс на право учиться в первом классе этой школы был довольно большой. Общее волнение детей и взрослых передалось и Ане. Я, как могла, успокаивала Анечку, но вот, назвали её фамилию, она вздрогнула и, чуть побледнев, вошла в директорский кабинет...
Анечку в школу не приняли. Учительская комиссия сочла её умственно отсталой и посоветовала отдать её в школу с облегчённым обучением, рассчитанным для таких детей. Для меня эта рекомендация прозвучала, как гром среди ясного неба. Конечно, я не сказала Анечке о результатах экзамена, но попросила её подробно мне рассказать, о чём с ней говорили учителя.
Аня рассказала, что она читала книжку, считала, потом показала, где круг, где квадрат, а где треугольник, отвечала на вопросы про овощи и фрукты. И на один вопрос сначала ответила неправильно, а потом ответила правильно.
- Что же это был за вопрос? – уточнила я.
- Кто такой Ленин? - ответила Аня, засмеявшись. – Там учительница быстро-быстро говорила, и мне послышалось слово олень, я и сказала, что олень – животное. А потом они на меня так страшно посмотрели, я испугалась, и учительница ещё раз повторила вопрос. Я тогда услыхала, что не олень, а Ленин, и ответила, что - человек.
Позже я попросила Татьяну Константиновну, учительницу музыки подготовительного класса, узнать, что действительно произошло на экзамене.
- Анечка очень волновалась, запиналась при чтении, - рассказала мне Татьяна Константиновна, после разговора с членом комиссии. - Потом Аню попросили посчитать, сколько будет, если от десяти отнять четыре, она через паузу ответила, что шесть. Но педагоги заметили, что она считает, спрятав руки за спиной, на пальчиках. Её попросили не прятать ручки за спиной и дали ещё один пример. Без помощи пальчиков, она ответить не смогла, совсем разволновалась и не стала рассказывать стихотворение. Ответила, что стихов не знает.
- Но она знала стихотворение, - удивилась я. – Мы с ней повторили его прямо перед экзаменом.
- Конечно, знала, - согласилась учительница музыки. – Но она, видимо, так разволновалась, что впала в ступор. С ней бывает такое и на моих уроках. Когда у неё сразу что-то не получается, она за роялем впадает в ступор, и уже ничего не слышит и не может. Я её тогда отпускаю попрыгать на минут пять-десять, и она вновь обретает способность работать.
- Да, там, в кабинете, не попрыгаешь...
- А потом ей показали геометрические фигуры. Она правильно все назвала. Но кто-то из педагогов, указывая на последнюю фигуру треугольника, спросила: «Разве это треугольник?» Анечка, только что правильно ответившая, вскрикнула: «Ой!», и отбросила фигуру. Для педагогов этого было достаточно, чтобы усомниться в твёрдости её знаний. Ну, а уж то, что она Ленина назвала животным...
- Знаю, знаю, - вздохнула я. – Она не расслышала вопрос, но потом-то ответила правильно. Она сказала, что Ленин – человек.
- Это был неправильный ответ. Она должна была сказать, что Ленин – вождь мирового пролетариата.
- Что?! – возмутилась я. – Да, она и слов таких ещё не знает. Как можно от семилетнего ребёнка требовать такого ответа!?
- Наша школа особенная, и педагоги подбирают особенных детей, - с сожалением ответила Татьяна Алексеевна. - Она и крейсер «Аврора» не узнала. Сказала, что это корабль.
- Ну, это вообще уже идиотизм... А потом говорят, что Анечка умственно отсталая! Разве это так?!
- Нет, конечно. Она очень способная, но чуть больше чем другие, нервная, не уверенная в себе.
Свободное копирование
