А весной этого года я нарушила его вето на ведение финальной передачи года «Для поступающих в ВУЗы». Он хотел, чтобы передачу вёл кто-нибудь из знаменитых учёных, академиков, а я настаивала на ведении программы нашим редактором. Передача предстояла сложная, идущая не в записи, а в прямой эфир. Большую студию должны были заполнить наши зрители, в течение года слушавшие лекции и выполнившие все задания, телевизионные преподаватели с разными научными званиями, студенческий музыкальный ансамбль. Неопытный, не знающий досконально телевидения, ведущий мог бы не справиться. Автором сценария была я, и я рискнула взять на себя всю ответственность.
Редактор справился блестяще. После эфира профессора «оборвали» Павлу Алексеевичу телефон, благодаря за великолепную, по студенчески весёлую, но информативную передачу. Звонили из Академии наук, из общесоюзного ректората всех ВУЗов, звонили отдельные академики, учёные... Он был доволен. А на следующий день миролюбиво, но всё-таки пожурил меня:
- Не понимаю... Кто главный редактор редакции? Я или вы? Почему вы нарушили мой приказ о ведущем?
- Вы, вы, Павел Алексеевич, - улыбалась я. – Но риск благородное дело, не правда ли?
А через месяц я вновь общалась с ним. Он должен был подписать мою характеристику в отдел опеки районного исполкома для оформления документов на право взять из роддома отказного ребёнка.
- Вы действительно хотите взять на воспитание чужого ребёнка? – с искренним уважением в голосе спросил Павел Алексеевич. – Но почему? Вы не можете иметь своих детей?
- Не могу, Павел Алексеевич, - ответила я. – Но если, вдруг, смогу родить сама, так у меня будет двое детей. Тоже замечательно.
- Конечно, конечно, - забормотал он, подписывая характеристику. – Желаю вам удачи.
Что меня ждёт завтра на работе, какое решение примет главный редактор, если уволит, куда я пойду работать? Вот тревожные вопросы бессонницы.
Но ни на следующий день, ни через месяц меня Сатюков не только не уволил, но даже не объявил строгий выговор. Встречая меня в коридоре, он, шутя, как бы спохватывался и говорил:
- О! Здравствуйте, здравствуйте... Хорошо, что вас встретил, а то я опять забыл объявить вам выговор.
Я улыбалась ему в ответ, и была искренне благодарна за его прощение. Потом мне коллеги сказали, что он был доволен моей покаянной объяснительной запиской и простил меня из-за случившегося со мной горя – смерти мамы. Он понимал, что в нормальном состоянии срыва передачи я бы не допустила.