Моё бешенство стало понемногу уходить. Учёба в школе пошла легче, двоек почти не было, даже по математике. А геометрия мне даже нравилась. Только один раз перед получением паспорта опять появилось это жгучее чувство ненависти, но только к одному конкретному человеку.
У меня не было свидетельства о рождении и, чтобы получить паспорт, пришлось устанавливать возраст: пройти у врача, судмедэксперта, осмотр. Вхожу в кабинет... За столом сидят девушка и ещё не старый мужик, но с каким-то жёваным лицом.
- Здравствуйте, - говорю, протягивая направление, - мне надо...
- Здравствуйте, - улыбается мужик и поднимается мне навстречу. Читает моё направление. – Так, значит, вам нужна справка о возрасте.
У мужика под глазами мешки, дряблые щёки, улыбка обнажает большие жёлтые зубы, а взгляд маленьких глаз - цепкий, колючий. И воняет от него табаком и чем-то кислым.
- Разденьтесь за ширмой полностью, - говорит он. - Мне надо осмотреть вас всю.
«Как это всю? Совсем голую, что ли?» - лихорадочно думаю я, но раздеваюсь. Выхожу из-за ширмы... В кабинете холодно, босиком иду к нему. Взвесив меня и измерив рост, врач подводит ближе к окну, осматривает и начинает диктовать девушке:
- Рост – 146 см, вес – 55 кг. Тело хорошо развито, волосяной покров соответствует возрасту шестнадцати лет, - и, погладив мне грудь, продолжает, - грудь маленькая грушевидной формы, под левой грудью родинка... Садитесь в кресло, - говорит он мне.
Я ищу кресло, куда надо сесть, но его нет, только стул.
- Садитесь в гинекологическое кресло, - надевая резиновую перчатку, указывает на огромное железное сооружение.
Я похолодела от ужаса, но лезу. Села...
- Сядьте, как следует. Мне надо проверить вашу девственную плёнку, - говорит и смотрит мне в глаза взглядом гнусного мужика. Потом ловко меня опрокидывает, одним движением устанавливает ноги и, продолжая диктовать, трогает меня ТАМ рукой в резиновой перчатке. – Плёнка девственна, расположена близко ко входу... Вставайте, одевайтесь, - говорит и уходит к столу.
Я лихорадочно одеваюсь, всё во мне от бешенства трясётся. Думаю, - «сейчас возьму стул и, пока он стоит спиной, хрястну его по голове. Будет скандал... пусть...» Тут он поворачивается и протягивает мне справку... Я отшатываюсь от него, как от жабы, и выбегаю в коридор.
- Куда же вы? А справка? – слышу я его мерзкий голос.
Мама ждала меня в коридоре. Видя моё бешенство, вскочила...
- Что с тобой?! Где справка?
- Он лапал меня... Он плёнку проверял... – шиплю я, сгорая от ненависти.
Ах, мамочка! Ты влетела в кабинет и так классно заорала на него!
- Мерзавец! Негодяй! Я тебе покажу, как девственность проверять! Гнида ты, а не врач!
«Ещё! Ещё, мамочка! Дай ему чем-нибудь по голове, чем попало! Дай!» - мысленно умоляла её я.
- Я тебе башку за дочку сверну! Грязная скотина!
- Что вы?!.. Что вы, мадам?!.. – слышу я его слабые выкрики. – Мадам, прекратите кулаками размахивать! Ничего я не сделал вашей дочери!.. Что вы плюётесь?! Вот ваша справка! Уходите немедленно!..
Мы вышли из здания обе бешеные, сильные и довольные собой.
Свидетельство о рождении получено, можно идти получать паспорт. Мама даёт мне справку об удочерении и строго настрого приказывает, чтобы я в милиции попросила в графе «национальность» записать – русская. Дескать, русским жить легче, у них не бывает проблем и так далее... «Ещё чего?! Как бы не так!» - думаю я про себя, а вслух:
- Да, да, мама... Я понимаю, так будет проще.
Прихожу домой с паспортом. Мама его открывает...
- Еврейка... Ох!.. – чуть не падая, садится на стул. – Дура!!! Что ты наделала?! Ты же себе жизнь сломала!.. – и заплакала.
- Как же я могу отказаться от тебя, от папы? – пытаюсь я объяснить свой поступок. - Вы же меня вырастили... Пусть лучше ещё один антисемит сдохнет от досады и злобы. Тебе что, жалко антисемита?..
- Дурёха! Мне тебя жалко! – всё ещё плача, рассмеялась мама. - С таким характером тебе так трудно будет жить! Доченька моя родная! Спасибо, шлемазл, евреечка ты моя...
Тогда мы с тобой, мамочка помирились окончательно. Но сколько было потом ссор, недоверия к твоим словам, как часто я тебя обижала! Вот и о самом главном предстоящем событии, о доченьке, тебе не рассказала вовремя... Может быть, с такой радостной вестью у тебя появились бы силы жить...
Как далеко я зашла в своих воспоминаниях! И как больно, что опоздала поблагодарить тебя за всё, что ты для меня сделала! Только шапки белых хризантем, отвратительно пахнущих свежевырытой, влажной ямой, лежат на могиле в знак запоздалой благодарности. И надпись для памятника тебе я тоже пока не нашла.
«Король Лир»... Буря – в пьесе, и ненастье – за окном. Вдруг, сквозь ночные шорохи отчётливо слышу лёгкое постукивание. В окно ли, в стены ли? Не пойму... Но стук всё настойчивее и отчётливее. Мурашки бегут по телу... Это же мама!.. Вот опять стучит... Конечно, мама! Её душа просится домой, бьётся, как птичка, в двери, окна, стены, но всё закрыто!.. За окном дождь, ветер, мрак... Я слышу мамин голос:
- Пустите меня-я-я! Доня-я-я!..
Я вскакиваю, реву, но радость переполняет меня! Я знала! Знала, что ты здесь, а не в вонючей яме! Что ты в полёте и прилетишь ко мне! Я тебя так ждала!.. Открываю настежь все окна, двери... Но стук продолжается...
- Мама! Мамочка! Входи!.. – шепчу я. - Лети сюда!.. Я здесь, мамочка!
Просыпается папа. Он сегодня очень устал. Он тоже слышит стуки, но закрывает все окна, двери и укладывает меня рядом с собой.
- Спи, дочка... Нет мамы... А стуки – это где-то из труб вода капает. Спи...
Свободное копирование
