В Германии гуманные начала в воспитании прививались еще медленнее; поучительно-сатирическая литература резко обличала родителей, и особенно отцов, в бессмысленной жестокости. "Дети трепетали перед ними, как рабы перед тиранами, подчас боялись, как чертей", свидетельствуют одни современные записки. Битье считалось повсеместно единственным средством против детских и юношеских увлечений; власть отца и старших тяжким гнетом ложилась на детей. Наряду с этим встречалось и безумное баловство, причем слепая нежность быстро переходила в слепой же гнев. Даже образованные выдающиеся люди варварски обращались с младшими, совершенно не понимали детской души. Отец Гете был прекрасным отцом для своего времени; но, следуя тогдашним воспитательным правилам, слишком усердно приучал детей ко всяким ужасам, привидениям, внезапному испугу; детей заставляли спать одних, и если они в нервном волнении бежали к прислуге, то отец, натягивая шлафрок на голову, белым неслышным привидением загонял их в детскую. Южная Германия стояла в культурном отношении выше северной, но и тут встречаются самые нелепые проявления права сильного и старшего.
Рыцарь фон-Ланг [MemoirenDesKarlHeinrichRittersVonLang, 1764-1835. - Примеч. ped.], на мемуары которого часто ссылается Бидерман [Бидерман Фридрих-Карл (1812-1901), немецкий публицист, политик и историк. - Примеч. ред.], очень живо описывая свое детство, приводит следующий характерный эпизод: будучи гимназистом, он сдружился с честной семьей своего квартирного хозяина, золотых дел мастера; чтение вслух стало любимым развлечением их компании, и особенное наслажение доставляла им "Римская история" Роллена в немецком переводе. Лангу приходилось ходить за этими книгами очень далеко к старшему брату, уже кончившему курс в университете; брат выдавал ему по одной из 16 книжечек всего издания и каждый раз сопровождал эту выдачу разными издевательствами: то отказывал в книгах, бранил и гнал вон, тотчас же приказывая вернуться; то травил его собаками, наслаждаясь из-за угла зрелищем этой охоты. За малейшее возражение, недовольную мину, за каждую попытку вырваться мальчика били, секли, драли за волосы. А слушатели между тем с нетерпением ожидали дома любимого увлекательного чтения. Шестнадцать раз приходилось начинать сызнова выхлопатыванье книги все с новыми мытарствами. С юмором, достойным француза, Ланг высчитывает, что чтение Роллена стоило ему более 80 часов беготни по улицам, 150 розог и 200 полновесных пощечин, не считая собачей травли, мелких тычков и заушений. Зато, как только дочитали последнюю главу, брат разом подарил ему все издание. Такое издевательство молодого образованного немца над младшим и слабейшим, сознательно жестокое, с чувством и толком проделываемое, могло отражаться на детской натуре тяжелее и оскорбительнее, чем дикие и бестолковые приемы наших педагогов, дьяков и отставных солдат.
В Германии гувернеру-воспитателю (гофмейстеру) не платили больше 40 талеров в год, возлагали на него ведение книг по хозяйству, а обращались с ним чуть-чуть лучше, чем с прислугой. В школах, особенно провинциальных, масса учителей состояла из ремесленников всех возможных профессий; об этом официально свидетельствует прусский указ 1722 года; в пономари и школьные учителя могут поступать портные, ткачи, кузнецы, колесники и плотники; иных ремесленников не принимать. А в школьном уставе 1736 года сказано: если учитель ремесленник, он может прокормиться; если же он не знает ремесла, ему разрешается на шесть недель отходить на поденную работу. Что же в самом деле смешного и странного, что почтенный немец Вральман, переселясь в варварскую Россию, с чистою совестью из кучеров поступал в гувернеры, а из гувернеров -- в кучера, и какими идеалистами были в свое время Фонвизин и все те, кто вполне понимал его творения?!