Художественные фильмы - 11

«Декалог» / Decalogue (1988) (начало)

Как-то я встретил на улице своего соавтора. Во время военного положения он не жаловался на отсутствие работы, поскольку в Польше шло огромное количество политических процессов, в которых он как адвокат принимал участие. Но военное положение кончилось – даже быстрее, чем мы ожидали, - и у него появилась возможность спокойно размышлять. Шел дождь, было холодно. Я потерял перчатку. А Песевич вдруг сказал: «Нужно снять «Декалог» (десять библейских заповедей). И это должен сделать ты».

Сценарий писал не Песевич, а я. Песевич вообще не столько пишет, сколько говорит. И думает. Мы проводим массу времени за разговорами о наших знакомых, женах, детях, лыжах, машинах. Придумываем истории для фильмов. Часто именно Кшиштоф подает идею; порой она кажется неосуществимой, и я, разумеется, начинаю протестовать.

Как создавался «Декалог»? В стране царил хаос и балаган, как и в жизни каждого из нас. Напряженность, ощущение бессмысленности, сгущающегося мрака. В мире – я уже начал понемногу ездить – тоже отсутствовала стабильность. Я имею в виду даже не политику – это было заметно и в повседневной жизни. За вежливой улыбкой скрывалось равнодушие. Меня не покидал мучительное чувство, что я все чаще встречаю людей, которые не знают, зачем живут. Я подумал, что Песевич прав. Как это ни трудно, но «Декалог» снять нужно.

Один фильм или несколько? А может быть, десять? Сериал или, еще лучше, - цикл из десяти самостоятельных фильмов, в основе каждого из которых будет отдельная заповедь? Мне казалось, что это замысел ближе всего к идее самого «Декалога». Десять фраз – десять часовых фильмов. Речь на том этапе шла только о сценарии, и снимать эти фильмы я еще не собирался. К тому времени я уже несколько раз замещал в творческом объединении «ТОР» художественного руководителя, им был Кшиштоф Занусси. Занусси много работал за границей, так что он мог принимать лишь самые общие решения, а фактически руководил объединением я. Одной из его задач было помогать молодым кинематографистам-дебютантам. Я знал многих режиссеров, чей дебют не мог состояться из-за отсутствия денег. На телевидении сделать первый фильм всегда было легче – телефильм короче и дешевле, следовательно, меньше риск. Проблема состояла в том, что телевидение предпочитало сериалы или хотя бы циклы. И я подумал, что если мы предложим цикл «Декалог», то откроем дорогу десяти молодым режиссерам. Какое-то время эта мысль служила для нас с Песевичем стимулом к работе над текстами. И только когда первые варианты сценариев были готовы, я понял, что некоторые фильмы мне хочется поставить самому. В конце концов стало ясно, что я сниму все десять.

С самого начала было решено, что это будут фильмы о современности. Еще некоторое время мы раздумывали, не сделать ли упор на политику, но к середине 80-х политика перестала нас интересовать.

Во время военного положения я понял, что политика, в сущности, не столь уж важна. Конечно, она устанавливает определенные рамки бытия и очерчивает границы дозволенного. Но по-настоящему важных человеческих проблем она не решает, поскольку не в силах ответить на главные, фундаментальные вопросы человеческого существования. Вне зависимости от того, живешь ли ты в коммунистической стране или капиталистической, на вопросы «В чем смысл жизни?», «Зачем ты живешь?», «Зачем просыпаешься утром?» - политика не дает ответа.

Даже снимая фильмы о людях, занимающихся политической деятельностью, я старался в первую очередь понять своих героев. Политическая среда всегда служила фоном. Это относится и к моим документальным фильмам. Фильмов собственно о политике я не снимал никогда. Если в «Кинолюбителе» появляется бюрократ – директор фабрики, вырезавший из фильма моего героя какие-то сцены, - меня прежде всего интересовал его характер, мотивы его поведения. Я видел в нем своего варшавского цензора, вмешивавшегося в мою работу. В фильме я хотел понять, что за этим стоит. Только ли привычка тупо выполнять указания сверху? Карьеризм? А может быть, еще какие-то причины, мне непонятные?

Мы с Песевичем не верили, что политика способна изменить мир – тем более к лучшему. Да и никто на свете не в силах разобраться в ее хитросплетениях. Нам показалось, что «Декалог» может стать фильмом универсальным, независимым от политических реалий, и поэтому мы решили исключить из него политику.

Поскольку жизнь в Польше была трудна, а часто и невыносима, каких-то реалий все же избежать не удалось. Но в этих фильмах нет многих исключительно неприятных повседневных ритуалов, связанных с политическими диспутами, очередями, карточками. Я старался показать отдельных людей, попадающих в какие-то сложные ситуации. А все социальные проблемы всегда оставалсиь где-то на втором плане.

«Декалог» - это попытка рассказать десять историй, которые могли случиться с каждым. Это истории о людях, захваченных жизненной суетой, но в результате неожиданного стечения обстоятельств обнаруживающих, что они топчутся на одном месте, забывая про действительно важные цели. Мы стали слишком эгоистичны, чересчур сосредоточенными на себе и своих потребностях. Мы вроде бы много делаем для своих близких, но когда наступает вечер, оказывается, что у нас уже нет ни сил, ни времени, чтобы их обнять ли приласкать, сказать им что-то хорошее. У нас не хватает на это жизненной энергии. Мы уже не способны выразить свои настоящие чувства. А жизнь проходит.

Жизнь каждого человека заслуживает внимания – у каждого есть свои тайны и драмы. Люди не рассказывают о них, потому что стесняются, не желают бередить раны или боятся быть обвиненными в старомодной сентиментальности. Поэтому мы хотели, чтобы камеры выбирала героя каждого фильма как бы случайно, просто как одного из многих. Была идея показать огромный стадион и выхватить из ста тысяч лиц одно. Или останавливать камеру на ком-то в толпе прохожих. В конце концов мы решили, что действие «Декалога» будет происходить в большом «спальном районе» с тысячами одинаковых окон. Это якобы самый красивый из новых варшавских районов, почему я его и выбрал. Выглядит он довольно-таки уныло – так что не трудно представить, каковы остальные. Разных героев объединяет место жительства. Они даже иногда встречаются. Просят соседа одолжить сахару...

Мои герои заняты обыденными делами. Свое внимание я сосредоточил на том, что происходит в их внутренней жизни. Раньше я исследовал прежде всего окружающий мир, всевозможные внешние обстоятельства: как они воздействуют на людей и как люди влияют на то, что их окружает. Теперь мне интереснее, как люди ведут себя, вернувшись домой, закрыв за собой дверь и оставшись наедине с самими собой.

У каждого человека, по-моему, два лица. Одно – для окружающих, для улицы, работы. На Западе принято, чтобы это было лицо человека энергичного – человека, которому повезло или вот-вот повезет. Это лицо – для чужих людей. Настоящее лицо – другое.

Может, и существует точное определение порядочности, хотя, думаю, это понятие слишком сложное. Мы постоянно попадаем в ситуации по сути безвыходные: если выход и существует, он лишь ненамного лучше других. Очень редко удается найти действительно хорошее решение проблемы, обычно мы просто ищем меньшее из зол. Этим и определяется порядочность. Каждый день ставит нас перед тем или иным выбором, когда быть стопроцентно порядочным не удается.

Люди, по вине которых совершилось когда-то много зла, сегодня утверждают, что поступали честно или что иначе не могли. Хотя в политике такое случается – это не оправдание. Тот, кто занимается политикой или общественной деятельностью, несет за это ответственность. Никуда от этого не денешься. На тебя всегда смотрят люди. Если не журналисты, то соседи, семья, близкие, знакомые, просто прохожие на улице. Но и в самом человеке есть некий барометр. Во всяком случае, я это явственно ощущаю. Во всех делах, требующих компромисса, во всех вынужденных ситуациях я всегда чувствую, чего делать ни в коем случае нельзя, - и стараюсь прислушиваться к своему внутреннему голосу. И это не связано с точным разграничением добра и зла.