Между тем внешняя политика продолжала развиваться в прежнем направлении, и Михаил Никифорович имел полное право говорить, что у нас существует не русское Министерство иностранных дел, а иностранное Министерство русских дел.
Государь не знал, как достаточно выразить свои восторги по поводу побед, одержанных немцами. Он послал императору Вильгельму орден Георгия первой степени и намеревался даже почтить такою же наградой наследного принца, но -- как я слышал от барона Жомини -- князю Гагарину удалось убедить его, что подобная демонстрация будет истолкована в Европе в весьма неблагоприятном для нас смысле. Между прочим, ради курьеза, привожу здесь рассказ графа Ностица, которому было поручено отвезти в Берлин упомянутый орден: Вильгельм показал вид, что чрезвычайно растроган, рассыпался в изъявлениях своей сердечной признательности, говорил, что это неожиданная, самая высокая для него честь, и пригласил Ностица к обеду; кстати же при дворе происходило в этот день какое-то празднество. Когда император вошел в обеденную залу, Ностиц с удивлением заметил, что на мундире его не было Георгиевской звезды; уже когда все уселись, военный министр фон Роон сказал что-то шепотом Вильгельму, который быстро взглянул в сторону Ностица, смутился, подозвал к себе лакея и дал ему приказание. Через несколько минут тот потихоньку, стараясь, чтобы это не было замечено присутствовавшими, принес Георгиевскую звезду, и император, закрываясь салфеткой, прицепил ее на груди. Ностиц все это видел, но, конечно, показывал вид, что ничего не видит. Вильгельм явился без звезды только потому, что забыл надеть ее, но уже самая эта забывчивость свидетельствовала, как мало он придавал цены полученному им подарку. Не таков был наш государь: он не расставался с орденом pourle merite [за заслуги (фр.)], которым отблагодарил его дядя.
Впрочем, еще другое великое удовольствие ожидало его: в последних месяцах 1871 года прибыл в Петербург принц Фридрих-Карл; так как Альбединский назначен был состоять при нем, то я имел некоторые сведения о его пребывании у нас. В свите принца находились фельдмаршал Мольтке и несколько прусских генералов, более или менее прославившихся в недавней войне; разумеется, публике было интересно видеть этих героев; в театрах все взоры были обращены на их ложу; во дворце происходило что-то необычайное; государь находился как бы в чаду; разумеется, не только придворные, но даже великие князья подделывались под этот тон, за исключением цесаревича (покойного государя Александра III). В первый же день по приезде своем в Петербург принц Фридрих-Карл вознамерился сделать визит наследнику престола, которого Альбединский поспешил уведомить об этом, но получил в ответ: "Он не застанет меня дома". -- "Как бы не обиделся принц", -- возразил Альбединский. -- "Нечем тут обижаться, ибо это зачастую между нами делается". Действительно, цесаревич остался верен своему намерению, но Фридрих-Карл догадался, что устроено это было не без умысла и на возвратном пути заговорил с Альбединским о своем неловком положении относительно цесаревны. "Конечно, ей неприятно, -- сказал он, -- видеть человека, оказавшего кое-какие услуги своему отечеству в войне с Данией, но политика никогда не была моим призванием; я человек военный и исполнил только свой долг; можно ли винить меня в этом?"
Принц держал себя вообще с большим тактом; из разговоров с ним нетрудно было понять, что он принадлежал к числу недовольных. "Я заслужил титул фельдмаршала еще под Кенигсгрецом, -- говорил он Альбединскому, -- весь план этого сражения и исполнение его принадлежало мне; вовсе не наследный принц руководил битвой, но так как нельзя было сделать его фельдмаршалом, то и мне не дали фельдмаршальского жезла". С своею солдатскою откровенностью заметил он даже, что если не изменится его положение в Берлине, то он все бросит и переселится на житье в Рим.
Государь обратился к нему однажды с такими словами:
"Votre arrivee m'a fait un enorme plaisir, mais si l'Empereur Guillaume etait venu j'aurais ete completement heureux [Ваш приезд доставил мне большое удовольствие, но если бы приехал император Вильгельм, я был бы полностью счастлив (фр.)]". Чрез несколько времени и это несказанное счастие выпало на долю нашего монарха. Вильгельм приехал в Петербург. Среди всяких торжеств и празднеств происходил в честь его парад; Гурко рассказывал мне, что когда появились верхом оба государя, то Вильгельм пришпорил коня, быстро понесся вперед, стал во главе полка своего имени и салютовал приближавшемуся Александру Николаевичу. "Надо было видеть выражение лица нашего государя, -- говорил Гурко, -- это было какое-то неизречимое блаженство; кажется, ему хотелось бы воскликнуть: ныне ты отпущаеши раба твоего с миром".
Принц Фридрих-Карл ездил в сопровождении Альбединского осматривать Москву. Там посетил он лицей цесаревича Николая и был очень внимателен к Каткову, вообще, видимо, старался произвести повсюду самое приятное впечатление.
Свободное копирование
