Восшествие на престол Александра II рассеяло тягостное настроение духа и оживило все сердца радостной, успокоительной надеждой. Надобно было присутствовать при его въезде в Москву и короновании, чтобы почувствовать сладость успокоения после разных опасений и непредвиденных бед. На вечернем катанье по московским улицам вполне выразилось чувство благоговения и любви к государю и государыне, проезжавшим среди двух рядов экипажей по московским улицам: не только толпа народа, стоявшая на тротуарах, но и сидевшие в каретах и колясках приветствовали восторженными, неумолкаемыми восклицаниями царя-освободителя и его супругу, доброта которых не имела границ.
Вместе с государем прибыл в Москву и Ростовцев, начальник штаба военно-учебных заведений. Он остановился в Кремле в Николаевском дворце. Я и Федор Иванович Буслаев явились к нему с отчетом о наших работах для кадет: мне было поручено составить историю русской словесности и историческую к ней хрестоматию (от Петра I до нашего времени), а Федору Ивановичу -- грамматику и историческую хрестоматию к древнерусской литературе (от начала до Петра I).
Только что мы хотели приступить к делу, является с визитом граф Закревский. Яков Иванович рекомендует нас как профессоров {Я не был в то время профессором: Яков Иванович хотел возвысить меня в мнении градоначальника.}. Мы отвесили ему по поклону. Граф, обратясь к нам, полушутливо заметил:
-- О! Профессоры -- народ бедовый, непокорливый: трудно с ними ладить.
-- Нет, граф, -- перебил его Ростовцев, -- это не такие, это смирные {Закревский получил отставку в 1858 году, в апреле месяце, раньше 23-го числа, по поводу дозволения своей дочери от живого мужа (Нессельроде) выйти замуж за князя Друцкого, для чего и дал им паспорт за границу ("Русск[ая] старина", 1891 г., август, дневник Валуева, стр. 275). Вскоре после отставки, не помню, в какой именно газете, явилось следующее курьезное известие: "Нам пишут из Москвы, что в нынешнем году наступила весна очень рано, так что прежде Юрьева дня выгнали скотину в поле".}.
В 1856 году, в октябре, по предложению начальства военно-учебных заведений заняв в академии генерального штаба преподавательское место по кафедре русской словесности, я переселился в Петербург. Тяжело и горько было мне расставаться с Москвой после тридцатичетырехлетнего в ней жительства (1822--1856). Москве я обязан университетским образованием; в ней началась моя педагогическая и литературная деятельность; в ней я нажил себе хотя не обширный, но дорогой круг друзей и знакомых, в ней, наконец, устроилось мое семейное счастие. Легко молодому человеку выносить разлуку с излюбленным местом, а ведь мне уже стукнуло без малого 50 лет: как не тосковать и не вздыхать по матушке Москве? И действительно, жизнь в Петербурге долгое время была подобием сумрачной неприветливой осени после благодатного лета. Единственную отраду представляла мне возможность проводить летние вакационные месяцы в прекрасных окрестностях Москвы, что я и делал в течение пяти лет, нанимая дачу в селе Покровском, Глебова-Стрешнева, в восьми или девяти верстах от столицы. Тут же переселялся и С.М. Соловьев. Но с увеличением семейства подобные переезды оказались неудобными. Волею-неволею пришлось мне проводить вакацию в Павловске или Царском Селе. С 1869 года я уезжаю на лето к родным в Рязанскую губернию, останавливаясь в Москве на целые сутки. Надобно же, хоть раз в году, взглянуть на место моего бывшего рая.