Независимо от главного направления своего поэтического таланта, Тургенев обладал и значительною способностью к сатире. Этот в сущности кроткий голубь мог в случае надобности и язвить, как змея. Отрицательное отношение к текущей действительности выразилось всего явственнее в романе "Дым", речами Потугина. Здесь, как говорится, досталось и нашим, и вашим -- и западникам, и славянофилам, почему он и не был в авантаже ни у тех, ни у других. Потугин осмеял наших борзых прогрессистов, из которых двое даже поименованы (Шелгунов и Щапов), а третий выведен под вымышленной фамилией Воротилова -- того самого (как ходили слухи), в котором автор предсказывал поэта свыше Лермонтова. В Губареве, представителе наших прогрессистов, думали видеть Огарева, но едва ли справедливо: между ними нет никакого сходства, кроме разве того, что их фамилии образуют богатую рифму. Со стороны читателей, видевших в Потугине отсутствие патриотизма, явилась даже следующая эпиграмма на роман:
И дым отечества нам сладок и приятен! --
Нам век минувший говорит.
Век нынешний и в солнце ищет пятен,
И смрадным "Дымом" он отечество коптит.
Сочинение этой эпиграммы приписывали князю П.А. Вяземскому.
Прибавлю, что еще до появления романа в печати автор читал из него некоторые места в пользу литературного фонда. Чтение происходило в Петербурге, в доме бывшем Бенардаки (на Невском проспекте), и привлекло многочисленную публику. Посетители, даже из числа самых серьезных, не могли удержаться от смеха при характеристике русских людей, живших за границей.
Другой образчик сатиры, доведенный до сарказма или пасквиля, Тургенев адресовал к одному из лиц, известных и в службе, и в литературе. Вот первые строки этого злостного послания:
Друг мыслей возвышенных,
Чуть-чуть не коммунист,
Удав для подчиненных,
Перед П[еровски]м* -- глист.
* Начальник ведомства, в котором служил А[рапето]в.
Само собою разумеется, такими ядовитыми посланиями наживаются непримиримые враги. Действительно, автор и охарактеризованная им личность сошлись только через многие лета: один -- с извинением, другой -- с прощением обиды.
Отзывы Тургенева о лицах и литературных произведениях выказывают его остроумие меткое и в то же время изящное. Приведу один пример. Узнав, что один из наших талантливых поэтов вместо прежней своей фамилии, с которой уже соединена была его известность, принял другую, он заметил: "Какая жалость! у этого человека было имя, а он променял его на фамилию". Кстати, приведу появившееся на этот случай четверостишие:
Как снег вершин,
Как фунт конфект,
Исчезнул...
И стал.....н
При первой публикации в газете "Голос" эта эпиграмма была приписана "одному из наших ветеранов-поэтов" (Голос. 1867. No 124), что было воспринято читателями именно как намек на П.А. Вяземского, являвшегося автором целого ряда эпиграмм на Тургенева (свод их см.: Бельчиков Н.Ф. Тургенев и Вяземский. История личных отношений // Документы по истории литературы и общественности. Вып. 2. И.С. Тургенев. М.; Пг., 1923. С. 16--17). В дальнейшем эпиграмма была атрибутирована Ф.И. Тютчеву (Мордовченко Н. Неизвестный экспромт Ф.И. Тютчева (по поводу повести Тургенева "Дым") // Звезда. 1929. No 9. С. 202--203). В "Полном собрании стихотворений" Тютчева (Л., 1957. С. 282) напечатана в таком виде:
"И дым отечества нам сладок и приятен!"
--Так поэтически век прошлый говорит.
А в наш -- и сам талант все ищет в солнце пятен,
Фет пишет, что эта эпиграмма была опубликована в "Новом времени" в такой форме:
Как с неба свет,
Как снег с вершин,
Исчезнул Фет
И встал Шеншин.
Свободное копирование
