Записки человека - 64

 Здесь я считаю нужным объяснить, как в то время мы относились к представителям славянофильства и в чем, по тогдашнему нашему понятию, состояли пункты различия между их учением и нашими взглядами. Прежде всего замечу, что большинство петербургских литераторов имели превратное понятие о том и другом. Из разговоров с ними обнаруживалось, что они считали славянофилов врагами просвещения, своего рода обскурантами, приравнивали их к издателям "мракобесного" журнала "Маяк"[1] и даже, по неведению или недомыслию, заподозревали их нравственную благонадежность. Другое дело -- Москва: здешним литераторам и журнальным сотрудникам очень хорошо были известны солидная и многосторонняя образованность корифеев славянофильства, крепость их нравственных начал, искренняя и бескорыстная преданность идеям, которые они старались распространять в среде своих соотечественников. Если Белинский относился к ним неприязненно и дозволял себе частию запальчивые, частию колкие выходки, то это легко объясняется, во-первых, его темпераментом, с которым трудно бороться человеку, и, во-вторых, уверенностью в истине своей доктрины, тогда как доктрина, ей противоположная, могла -- так он думал -- вести к вредным последствиям, именно к ослаблению или застою русского просвещения, к отчуждению нас от европейской цивилизации, в которой он единственно видел идеал всяческого преуспеяния. С другой стороны, и поборники славянофильства были несправедливы к западникам, обвиняя их в отсутствии патриотического чувства и прилагая к ним название космополитов. Странно было выслушивать подобные отзывы тому, кто знал, что к числу несогласных с славянофильской доктриной принадлежали такие личности, как профес-соры: Грановский, Соловьев, Кавелин, Кудрявцев, Чичерин... Несогласие во взглядах вовсе не исключало взаимного уважения и приязненного знакомства, равно как и ученой борьбы. Грановский полемизировал с Хомяковым, Самарин с Соловьевым и Кавелиным. Ведь и Шиллер находил, что исключительно национальный интерес есть скудный идеал для философа, который не только имеет право, но даже обязан быть современником всех веков, гражданином всего мира, или человечества. Следует ли отсюда, что поэт не уважал немецкой национальности, не любил своего отечества? Да зачем так ходить далеко? Послушаем, что говорит автор "Писем русского путешественника"[2]: "Путь образования или просвещения один для народов... Все народное ничто пред человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для русских, и что англичане или немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо я человек"[3]. Можно не соглашаться с таким взглядом и оспаривать его, но непозволительно думать, что Карамзин во время своего путешествия не был патриотом. То же самое непозволительно и в отношении к так называвшимся западникам: они, наравне с восточниками, то есть славянофилами, искренно любили свое отечество. С этой стороны между теми и другими не существовало ни малейшего различия; различие заключалось в основном, исходном пункте учения о развитии народной жизни и в средствах, ведущих к этой цели. По славянофильскому взгляду, русская народность должна развиваться из собственных, ей присущих начал; западники, напротив, требовали усвоения западноевропейской цивилизации. Чего желали с обеих сторон? Освобождения крестьян, распространения народного образования, простора и большей свободы литературе. Запад "разлагается", "гниет", говорили Хомяков и Шевырев; сторонники Запада смеялись над этими выражениями. За идеалом развития славянофилы обращались к древней, допетровской Руси, подобно немецким романтикам, ушедшим от современной им действительности в средние века; отсюда их неблаговоление к петровской реформе, повредившей естественному росту России, отчуждившей образованные классы от народа. Профессор Морошкин в частном разговоре развивал такую мысль, что Россия до тех пор не начнет возвышаться, пока Петр I не будет в общественном мнении низведен с своего пьедестала. Нет, возражали противники, надобно идти не назад, а вперед, следуя примеру Петра, сблизившего нас с Европой, и вот Белинский пишет две критические статьи по поводу нового издания "Деяний Петра Великого" (Голикова), "Древнерусских стихотворений" (то есть песен) Кирши Данилова, с целью выставить все величие преобразователя как творца новой России и всю неприглядность Руси древней[4]. Слейся с народом -- таков был совет, который давали славянофилы образованному классу русских; западники не понимали слова "слияние" и толковали его в том смысле, что образованный должен нисходить к простолюдину, становиться в уровень с ним, тогда как, по их мнению, надлежало, напротив, простолюдью восходить к высшему классу, равняться с ним силою образованности. Вот в сущности пункты сходства и различия между двумя противными лагерями. Очень может статься, что главною причиною разлада между ними служило плохое понимание основного тезиса славянофилов о сущности народности и развития народной жизни, приведшее ко многим второстепенным недоразумениям.