01.03.1823 Москва, Московская, Россия
Кроме интереса к отрывочным воззрениям Шеллинга и Окена, насколько они пробивались в лекциях Павлова, среди университетской молодежи господствовал другой интерес, литературный, усиленный новым движением нашей поэзии. Здесь уже не было разногласий, ни шеллингианцев, ни антишеллингианцев: все сходились в одинаковом чувстве, все равно восхищались и переводом Жуковского из Мура: "Ангел и Пери" (1821), и "Кавказским пленником" (1822), и комедией "Горе от ума" (1823), ходившею в рукописи, и, наконец, "Бахчисарайским фонтаном" (1824). Математики и медики не хуже словесников знали наизусть почти всю пьесу Грибоедова и безусловно поклонялись Пушкину. Полемика между классиками и романтиками не оставалась нам неизвестною; мы судили и рядили о предисловии к "Бахчисарайскому фонтану", написанном князем Вяземским в виде разговора между классиком и романтиком, и о споре, возникшем по поводу этого разговора между его автором и М.А. Дмитриевым. Само собою разумеется, что мы становились не на сторону последнего. Упорные нападки его на новую комедию раздражали нас, как будто они касались нашего личного дела, и мы с радостью записывали и выучивали рукописные эпиграммы на критика новой комедии, не признававшего в ней достоинств, которые мы частию сознательно понимали, частию непосредственно чувствовали. Две из таких эпиграмм сохранились у меня в памяти:
1
Михайло Дмитриев умре...
Считался он в девятом классе;
Был камер-юнкер при дворе
И камер-динер на Парнасе.
2
Собрались школьники*, и вскоре
Михайло Дмитриев рецензию скропал,
В которой ясно доказал,
Что "Горе от ума" не Дмитриева горе.
* Школьниками назывались классики, стоявшие за французско-классическое направление поэзии, в противоположность романтикам, как сторонникам новой, пушкинской поэзии.
"Бахчисарайский фонтан" А.С. Пушкина вышел в Москве в 1824 г. с предисловием кн. ПА. Вяземского "Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова" -- своего рода манифестом русского романтизма. Поэт и критик М.А. Дмитриев ответил Вяземскому статьей "Второй разговор между классиком и издателем "Бахчисарайского фонтана"" (Вестник Европы. 1824. No 5). Далее последовали статьи: Вяземского -- "О литературных мистификациях" (Дамский журнал. 1824. No 7), Дмитриева -- "Ответ на статью "О литературных мистификациях"" (Вестник Европы. 1824. No 7), Вяземского -- "Разбор Второго разговора" (Дамский журнал. 1824. No 8), Дмитриева -- "Возражения на Разбор Второго разговора" (Вестник Европы. 1824. No 8) и Вяземского -- "Мое последнее слово" (Дамский журнал. 1824. No 9), после чего полемика закончилась. В ходе ее выявилось несходство взглядов оппонентов на развитие литературы. Вяземский в предисловии к "Бахчисарайскому фонтану" отверг метафизическое противопоставление классицизма романтизму и обосновал историческую точку зрения на литературное развитие, исходя из которой как античный классицизм, так и современный романтизм явились художественным выражением народности в литературе. При этом Вяземский признавал романтическими все те литературные произведения, в которых находил литературную новизну и противостояние классическим канонам (даже у Горация он находил черты романтизма). В выступлении Дмитриева было подвергнуто критике одно из частных положений Вяземского, которое вытекало из его представлений о взаимовлиянии литератур, -- тезис о германском влиянии на русскую литературу, в частности на Ломоносова. В дальнейшем полемика велась по все более частным и незначительным вопросам. См. комментированное переиздание материалов полемики: Пушкин в прижизненной критике. 1820--1827. СПб., 1996. С. 152--188. См. также: Дмитриев МЛ. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 219--222. В.К. Кюхельбекер, перечитывая в 1833 г. "Вестник Европы" 1824 г., записал в дневнике: "...он не занимателен и пуст <...> перебранка М. Дмитриева, Писарева и прочих сердитых малюток с Вяземским не заслуживает внимания по прошествии 9 лет: обе стороны переливают из пустого в порожнее" (Кюхельбекер В.К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979. С. 244). "Перебранка" открыла собой период литературных споров между русскими романтиками и классиками, вызвала немалый читательский интерес и породила несколько эпиграмм, в том числе в водевиле А.И. Писарева "Учитель и ученик, или В чужом пиру похмелье" (М., 1824. С. 32):
Автором первой из эпиграмм некоторые современники считали И.М. Снегирева. Дмитриев ответил на нее четверостишием:
Не умер я, хвала Судьбе,
Могу полезным быть я снова,
Быть в явной с Вяземским борьбе
И молча плюнуть в Снегирева.
Дата публікації 04.06.2021 в 18:08
|